— Нет-нет, — поспешила возразить я, почувствовав, как у меня горят уши. — Все нормально.
— Моя милая мадемуазель Орели, я действительно спятил. Пожалуйста, простите меня. Вы же знаете, что общительностью я никогда не отличался. — В голосе его звучало отчаяние. — Не сердитесь на меня!
Боже, каково мне было это слышать!
— Разумеется, я не сержусь на вас, мистер Миллер, — успокоила его я.
Краем глаза я заметила, что Сюзетта слушает наш разговор с неослабевающим интересом. Я решила не обращать на нее внимания и склонилась над ежедневником.
Роберт Миллер облегченно вздохнул.
— Это очень мило с вашей стороны, Орели, — продолжал он. — Могу я так вас называть?
— Да, конечно, — кивнула я.
— Орели, я надеюсь, ваше приглашение остается в силе? Вы еще не раздумали ужинать со мной в своем уютном ресторанчике?
— Разумеется, я этого жду! — почти закричала я. Глаза Сюзетты, которая все еще возилась рядом, округлились еще больше. — Только скажите, когда вам удобно.
Роберт Миллер замолчал, я услышала в трубке шелест бумаги.
— Шестнадцатое декабря вам подходит? В этот день я буду в Париже по делам, но весь вечер в вашем распоряжении.
Я прикрыла глаза и улыбнулась. Шестнадцатое декабря — мой день рождения. Кроме того, это понедельник. Все самое важное в моей жизни с некоторых пор случается по понедельникам. Именно в этот день недели я купила роман «Улыбка женщины» в магазинчике на острове Сен-Луи, встретила Клода с его беременной подругой в бистро «Палетт» и впервые увидела Роберта Миллера на вечере в «Козероге». Если так пойдет дальше, замуж я выйду в понедельник и умру, вероятно, тоже. И миссис Динсмор будет поливать мою могилу из лейки.
Я улыбнулась.
— Алло, мадемуазель Орели, вы еще здесь? — раздался взволнованный голос Миллера. — Если шестнадцатое число вас не устраивает, мы назначим другую дату. Но ужин должен состояться, я настаиваю!
— Он состоится, — засмеялась я. — Шестнадцатого декабря, в понедельник, в восемь часов. Рада была вас слышать, мистер Миллер!
— Вы и не представляете, как я рад! — отозвался он и тут же неуверенно добавил: — Могу я попросить вас об одной услуге, мадемуазель Орели? Пожалуйста, не говорите Андре Шабане о нашей предстоящей встрече. Он очень мил, но иногда бывает… как вам сказать… навязчив. Если он узнает, что я в Париже, обязательно захочет со мной встретиться, и тогда у нас с вами не останется времени друг для друга.
— Не беспокойтесь, — ответила я. — Я буду нема как могила.
Положив трубку, я встретилась глазами со сгорающей от любопытства Сюзеттой.
— Бог мой, кто этот мужчина? — спросила она. — Он сделал тебе предложение?
Я улыбнулась.
— Шестнадцатого декабря этот мужчина будет моим гостем, — ответила я и тут же добавила со значением: — Единственным.
Оставив Сюзетту недоумевать над этими загадочными словами, я пошла открывать ресторан.
Отныне ужин с Робертом Миллером стал моей маленькой тайной.
Столицу Франции не зря называют городом огней. Особенно это верно для декабрьского Парижа.
Каким бы серым ни был ноябрь с его бесконечными дождями, в декабре Париж преображается, превращаясь в сплошное мерцающее море. Под Рождество ночной Париж похож на сказочный город из серебра. Как будто некая фея пролетела, осыпав дома звездной пылью.
Узловатые деревья на Елисейских Полях украшены бесчисленными фонариками. Взрослые и дети, разинув рты, глазеют на сияющие витрины «Галери Лафайет», «Принтама» и небольшого, но уютного магазина «Бон марше». В узеньких переулках и на широких бульварах толпятся люди с бумажными пакетами, украшенными лентами и розетками. В музеях больше нет длинных очередей. В последнюю предрождественскую неделю даже в Лувр можно проникнуть без труда, чтобы вдоволь налюбоваться загадочной улыбкой Моны Лизы. И над всем этим — переливающаяся огнями Эйфелева башня, такая величественная и одновременно изящная, — символ города, как магнитом притягивающий к себе восторженных туристов.
Два раза я приезжала туда с маленькой Мари кататься на коньках. «Катание на коньках на Эйфелевой башне» — гласил плакат с парой фигуристов в старомодных костюмах на небесно-голубом фоне. Я не была здесь несколько лет. Мари захотелось подняться пешком до второго уровня. Во время восхождения я все время старалась держаться внутренней стороны, чтобы смотреть вниз сквозь металлические перегородки, такие громадные вблизи. От ледяного воздуха и высоты у меня закружилась голова. А потом мы летали на коньках над нашим серебряным городом, и я опять чувствовала себя ребенком.
Что-то есть в этом празднике, который снова и снова возвращает нас в прошлое, к нашим воспоминаниям и желаниям и к нашей детской душе, которая до сих пор ждет сказки перед его волшебной дверью.
Шелест оберточной бумаги, горящие свечи, нарядные окна, запах корицы и гвоздики и пожелания, высказанные в записочках или молитвах. Рождество снова пробуждает в нас веру в волшебство, хотим мы того или нет. И это чудо есть нечто такое, что нельзя потрогать руками или удержать, оно не принадлежит никому и все время остается с нами. Оно нам просто дано.
Я прислонила голову к стеклу, сидя в такси, которое как раз пересекало Сену. На воде играли солнечные блики. Сегодня Бернадетт пригласила меня на завтрак, и теперь у меня на коленях лежал шелковый сверток с красным пальто, которое она мне подарила.
Начало было многообещающим. Еще вечером пятнадцатого декабря, проводив последних посетителей в половине первого ночи, мы распили бутылку шампанского за мое здоровье. Мы — это Жак, Поль, Клод, Мари, наш новый шестнадцатилетний работник Пьер, Сюзетта, весь вечер намекавшая мне на какой-то сюрприз, и Жюльетт Менье, которая со второй половины декабря помогала нам почти каждый вечер.
Жак приготовил замечательный шоколадный торт с малиновой начинкой, лишь небольшую часть которого мы смогли съесть. Он же преподнес мне большой букет от имени всех, а также пакет с подарками. Там были теплый шарф и вязаные шерстяные перчатки от Сюзетты, записная книжка с восточным орнаментом от Поля и бархатный мешочек с раковинами от Жака, в котором я обнаружила и билет на поезд.
Это был момент почти семейного счастья. В пустом ресторане с бутылкой шампанского мы встречали новый год моей жизни! А в два часа ночи, уже дома, в постели, закутавшись в одеяло, я засыпала с мыслью, что вечером меня ждет потрясающее рандеву с симпатичным английским писателем, которого я совершенно не знала и с которым надеялась познакомиться.
Машина переехала через «лежачего полицейского», сверток у меня на коленях пришел в движение, и бумага зашелестела.
— Ты с ума сошла, — сказала я Бернадетт за завтраком, разворачивая свой подарок. — Ты спятила, Бернадетт. Малиновое пальто! Ведь оно ужасно дорогое!
— Оно будет приносить тебе удачу каждый раз, когда ты его наденешь, — ответила она. — Начиная с сегодняшнего вечера.