Доктор Данилов в тюремной больнице - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Шляхов cтр.№ 37

В прошлом году из запертого ящика Светкиного стола, стоявшего в закрытом и опечатанном кабинете, кто-то украл пачку ее фотографий с отдыха на море в Хургаде. Пропажу так и не нашли, но явно постарался кто-то из осужденных, причем из активистов, постоянно тусующихся в штабе. Обеспечил себя и корешей наглядным материалом для «сеансов» (По определению Сергея Довлатова: «Лагерное „сеанс“ означает всякое переживание эротического характера. Даже шире — всякого рода положительное чувственное ощущение. Женщина в зоне — сеанс. Порнографическая фотография — сеанс. Но и кусочек рыбы в баланде — это тоже сеанс») до конца срока, ведь пачка была толстая. Светка фотографировалась чуть ли не у каждой пальмы и столба.

На КПП меня досматривают очень редко, наверное, все, кому следует, в курсе, что я ничего никогда не проношу, даже если мне намекают, что очень выгодно. Впрочем, намекавшие зэки, скорее всего, действовали по указанию оперчасти, потому что здесь же все построено на стукачестве и провокациях.

Досмотры я воспринимаю плохо, сразу же нападает тоска. Даже, если точнее сказать, странное чувство смеси стыда и негодования, тем более что они подчас бывают очень дотошными, разве что в задницу не заглядывают. Я понимаю, что режим и особые условия, но сделать с собой ничего не могу. Противней всего, когда досматривает капитан Гарибов, у него вечно такой вид, словно он король, а все остальные — плебеи. Ну, это вообще клинический случай, он единственный из сотрудников, который любит повторять, что его «просто прет от службы лучше, чем от водки». Кому-то работа в системе нравится, кому-то — нет, но кем надо быть, чтобы от нее перло?

Я уверен, что наша проклятая зона будет сниться мне в кошмарах не только сейчас, но и всю жизнь. Слишком уж острые впечатления, которые царапают до крови. И как только я выйду из призывного возраста, сразу же свалю отсюда. Какими бы медовыми пряниками меня ни заманивали на продолжение службы, ответ мой будет один: «А идите вы!» Я очень слежу за тем, чтобы не начать подражать старым сотрудникам речью и поведением, но иногда дома может сорваться с языка: «Мама, ты не видела, где мой лопатник?» — или тон машинально становится властным, приказным. Я же лейтенант внутренней службы, а не какой-то гражданский гусь.

Парадную форму оставлю себе на память, заодно буду с ее помощью держать объем талии под контролем: надевать раз в три месяца, если не сойдется, садиться на диету. Я, кстати, знаю одну превосходную диету, согласно которой есть можно все, что хочется, без каких-либо исключений. Ограничение только одно: тратить на питание не более пятидесяти рублей в сутки. Просто и очень действенно! Желающие могут попробовать и оценить.

Фанен-юнкер (нем. Fahnenjunker — воинское звание в германской армии, присваиваемое слушателям вторых-третьих курсов военно-учебных заведений, по правовому статусу и знакам различия соответствующее унтер-офицеру) первой роты второго батальона 277-го гренадерского полка Манфред фон Гейкинг попал в плен в декабре 1942 года под Великими Луками. Семь долгих лет он провел в плену: восстанавливал то, что разрушал сам и его соотечественники. В конце 1949 года, в самый канун Рождества, он с группой таких же бывших военнопленных прибыл в Восточный Берлин создавать новую Германию — коммунистическую. Строить Манфреду фон Гейкингу больше не хотелось. Семи лет с лихвой хватило потомку курляндских баронов для того, чтобы возненавидеть физический труд, а заодно и коммунизм. К тому же, будучи умным человеком, он прекрасно понимал, что рано или поздно камрады припомнят ему аристократическое происхождение со всеми вытекающими отсюда негативными последствиями.

Рождество Манфред встретил в Восточном Берлине (именно встретил, потому что праздновать было негде, не на что и не с кем), а наступление нового года уже в Западном. До возведения Берлинской стены переход из мира всеобщего равенства в мир наживы и чистогана для умного и ловкого человека особой сложности не представлял.

Из Западного Берлина Манфред перебрался в Мюнхен, где с упоением отдался игре на бирже. Пребывание в плену в сочетании с отсутствием помощи извне развивает в человеке умение совершать выгодные обмены.

В возрасте восьмидесяти четырех лет Манфред фон Гейкинг ушел на покой, чтобы беззаботно тратить нажитые капиталы. При самом отчаянном мотовстве (если таковое было ему свойственно) должно было хватить как минимум лет на пятьдесят — семьдесят.

На покое разыгралась ностальгия: потянуло в Россию, взглянуть на места не столько боевой, сколько трудовой славы. Фон Гейкинг купил трехнедельный индивидуальный тур. Прилетел в Москву, прокатился по Золотому кольцу, побывал в Великих Луках и как-то вечером спросил у гида Ольги (хорошее имя, аналог немецкого Хельга), существует ли до сих пор в Калининской области поселок Алешкин Бор, близ которого в лагере для военнопленных юный Манфред провел свою молодость.

Оказалось, что сохранился не только поселок, но и лагерь, который за отсутствием военнопленных перепрофилировали в исправительную колонию — не пропадать же добру. Фон Гейкинг посетил Алешкин Бор, посмотрел издалека на забор исправительной колонии номер 13/21, вспомнил, как постоянно хотелось есть в плену, и проникся сочувствием к нынешним заключенным. Захотелось сделать для них что-нибудь хорошее, оказать посильную гуманитарную помощь.

Вернувшись домой, фон Гейкинг развил бурную деятельность. Действовал серьезно: основал благотворительный фонд, при помощи немецкого посольства в Москве вышел на президентскую администрацию, где его инициатива была одобрена. Это было выгодно не столько материально (ну какая там будет помощь?), сколько политически, что прекрасно укладывалось как в канву дружбы между Россией и Германией, так и в сферу реформы уголовно-исполнительной системы с новопровозглашенными принципами открытости и готовности к сотрудничеству (в правильном понимании этого слова). Повезло и в том, что исправительная колония номер 13/21 была почти образцовой, годной к показу иностранцам.

Начальнику колонии вся затея пришлась не по нутру, но его мнением никто не интересовался. Приказали подготовиться, обеспечить и встретить гостей на высшем уровне, значит, надо выполнять.

Несмотря на опасения, первый визит фон Гейкинга прошел без осложнений. Одно дело, когда высокое начальство прибывает на инспекцию, и совсем другое, когда сопровождает иностранного гостя. В первом случае ищутся нарушения, во втором бодро и оптимистично расхваливаются для гостя и корреспондентов достижения, а недостатки, даже бросающиеся в глаза, упорно не замечаются, словно их и не существует. Гостя встретили, как и положено встречать на Руси дорогих гостей: хлебом-солью (каравай держала прапорщик Фроликова, одетая в парадную форму), прогулкой по зоне, где по такому случаю даже мухи летали строем и устроили в клубе встречу с осужденными (на этом фон Гейкинг особо настаивал).

Вначале гость, довольно сносно говоривший по-русски, произвел хорошее впечатление своим знакомством с русским шансоном, спев, хоть и с жутким акцентом:

Владимирский централ, ветер северный,