Женщина в зеркале - читать онлайн книгу. Автор: Эрик-Эмманюэль Шмитт cтр.№ 36

Некоторое время спустя он услышал осторожные шаги уходящего волка. Девушка осталась сидеть у воды.

Он предпочел остаться наверху. Облака опять заслонили луну, и поляна погрузилась во мрак. Около четырех часов утра, когда мир, как казалось ему, уснул, он спустился со своего насеста, потер затекшие члены и чуть ли не бегом бросился в Брюгге.

Там он устремился на Рыночную площадь, чтобы рассказать народу невероятное происшествие, свидетелем которого он стал при лунном свете. Горожане были потрясены этой историей, поразившей их воображение, поскольку она противоречила законам природы. Годельева, Хедвига и Бенедикта, взволнованные, тотчас бросились к конной страже заявить о пропаже своей племянницы и кузины. Было очевидно, что Анна и девушка, которой чудом удалось избежать волчьих клыков, — это одно и то же лицо.

С той поры горожане ждали возвращения Анны. Кто говорит «чудо», говорит «Бог»!

Святоши воспользовались этим происшествием, чтобы заявить во всеуслышание, что раз Бог спас это создание, значит она была чиста, девственна, безгрешна.

Вся ее жизнь была пересмотрена в свете теологии. Даже бегство от жениха в лес стали объяснять иначе: она хотела сохранить себя для Бога; еще немного — и Филиппа сочли бы совратителем и змием-искусителем.

Что до ее молчания, оно было расценено как смирение.

Стоило Анне войти в городские стены, как, осеняя себя крестным знамением, горожане сбежались и окружили ее, некоторые даже становились на колени. Священники объявили об особых богослужениях, и каждый из них интриговал, чтобы усадить ее у себя в первом ряду. Тетя Годельева, несмотря на свою деревенскую простоту, была в смущении. Вместо того чтобы встретить племянницу пощечиной и упреками, она побежала к священнику и, поговорив с ним, вымолила позволение заключить ее в объятия.

Одна только Ида, неспособная скрыть свою вражду к той, кого горожане считали Божьей избранницей, до такой степени распалилась ненавистью, что матери пришлось отправить ее пожить к бабке в Сент-Андре.

Следующие недели обогатили и приукрасили репутацию Анны. Почему? Волк прекратил свои зверства. Сначала думали, что он после облавы покинул эти места. Тем не менее, когда опять исчезли три ягненка и недосчитались нескольких кур, после того как отброшено было предположение, что жулики воспользовались слухами о существовании волка, чтобы бессовестно воровать, пришли к заключению, что ужасный зверь все еще пошаливает в окрестностях. Но на крестьян он больше не нападал…

Рубен доработал свой удивительный рассказ: Анна уговорила волка не трогать людей. Высказывая свою гипотезу, юноша действовал скорее не интуитивно, а шутки ради. Не догадываясь, насколько он близок к правде, он импровизировал, желая привлечь внимание, приукрашивая красивую сказку.

Поскольку Анна не опровергла — и было почему, — легенда стала быстро распространяться от лачуги ремесленника к лавке купца, от хижины к дворцу, от кружевницы к герцогине, от местной лодочки к иностранному кораблю. Город вел торговлю со всем миром, фламандские торговцы шерстью рассказывали легенду английским суконщикам, те передавали ее овцеводам за Ла-Маншем, торговцы перцем и пряностями занесли новость на Восток, португальские моряки — в средиземноморские королевства, не говоря уже о французах, которые управляли городом, или немцах, приезжавших сюда за покупками. Анна сделалась достопримечательностью Брюгге наравне с Беффруа.

Эта внезапная головокружительная и, на ее взгляд, незаслуженная слава вызывала у нее отторжение. Люди присвоили ее поступки, все равно как вор срывает одежду со своей жертвы, не спрашивая ее, что она об этом думает и согласна ли она. В ее глазах известность превращалась в насилие: у нее не только отняли пережитое, но и выпотрошили его глубинную суть, ее намерения, сердцевину ее души.

Внизу раздался стук. Чья-то стальная рука колотила в дверь.

Анна решила не отвечать.

Стук продолжался.

Анна закрыла глаза, убежденная в том, что опущенные веки ослабят и слух.

— Анна? Госпожа Годельева?

Он узнала голос Брендора. Кубарем скатившись по лестнице, она отперла дверь монаху.

— Наконец-то! — воскликнула она.

В накидке с капюшоном, еще сильнее заляпанной грязью, чем прежде, великан вошел в тесный домик. Он тяжело опустился на стул у камина. Его мешки повалились на пол. Он потер опухшие щиколотки.

Несмотря на молодость, высокий рост и жилистость, Брендор казался выжженным усталостью.

Несколько раз подряд вздохнув, он разоблачился, волосы его озарили комнату, он улыбнулся. Ободренная его появлением, Анна любовалась его прямым, крупным носом, резким, как четко выраженная мысль.

— Ну что, моя милая Анна, слухи о тебе дошли до меня за тридевять земель. Все теперь думают так же, как когда-то я. Я рад за тебя.

— О чем вы говорите?

— О Боге, который тебя избрал. О Боге, который говорит через тебя. Ты, безусловно, Его избранница.

— Ах нет, не говорите так! Я не думала о Боге, когда шла навстречу волку. Ни когда бежала от свадьбы с Филиппом. Бог тут ни при чем. Бог ничего мне не говорил. Господи, я верю в Бога, я поклоняюсь Ему, я молюсь Ему, и все же я сомневаюсь в своей любви к Нему. Уж точно, когда читаю Библию, она на меня не действует.

Она возбужденно пыталась описать то тяжкое впечатление, которое оставляла у нее эта книга. Никогда она не видела столько грехов, убийств, несправедливостей — конечно, по вине людей, но и по вине Бога тоже, который мстил как примитивный зверь, требуя нелепых жертвоприношений — сына Авраама, например, без причины мучил праведника Иова, короче, вел себя как тиран, как привередливый монарх, проявляя не больше хладнокровия и величия духа, чем разбойник с большой дороги.

— По мне, Бог должен быть выше мелочности. Бог должен показывать не свое могущество, а только милость. Бог должен внушать не послушание, а поклонение.

Брендор поднял ее на руки:

— Чудно… Ты научилась отливать золото своего сердца в слова.

Она высвободилась — не то чтобы она опасалась силы его объятий, напротив, ей это даже понравилось, но потому, что он упирался, не желая понять.

— Брендор, послушайте меня! Я ни чудом спасенная, ни святая. Я вела себя как надо, поэтому волк меня не тронул. Если он теперь не ест людей, это потому, что я показала ему капканы и объяснила, что не надо приближаться к фермам.

— То есть ты умеешь обращаться с животными, и все?

— Я умею говорить с ними.

— А кто такие животные? Создания Божии. Значит, ты умеешь говорить с Божьими созданиями.

Она прекратила что-то доказывать, смутившись. Довольная тем, что Брендор считает животных творениями Бога наравне с людьми, она подумала о том чувстве, которое побуждало ее уважать все сущее, чтить жизнь во всех ее проявлениях. Может, это и называется любовью к Богу?