— Это просто чтобы ты осознал, насколько активно твое воображение, — рассмеялся незнакомец. В глазах у него светилась доброта. — Удивительно, какую оплеуху может закатить проекция, не существующая в действительности и не имеющая реальной сущности, правда?
Пожалуй, в присутствии третьего лица Тони испытывал бы более сильное замешательство и гнев. В данной же ситуации он был скорее сбит с толку и удивлен.
— Отличное доказательство! — хмыкнул он. — Настоящий Иисус никогда не ударил бы человека.
— Откуда ты знаешь? Из личного опыта? — Человек, называвший себя Иисусом, ухмылялся с явным удовольствием. — Заметь, Тони, это ты убедил себя, что я — порождение твоего бессознательного, одурманенного психотропными средствами. Отсюда и возникает дилемма: либо я тот, за кого себя выдаю, либо ты в глубине души веришь в Иисуса, который способен ударить человека. Выбирай, что тебе больше нравится.
Этот якобы Иисус стоял, сложив руки на груди, и наблюдал, как Тони пытается разрешить парадокс. Наконец Тони ответил:
— Полагаю, что я действительно верю в Иисуса, способного ударить меня.
— Ага! — засмеялся Иисус и приобнял Тони за плечи. — Молодец. Значит, мертвые могут истекать кровью! Ты по крайней мере стараешься быть последовательным в своих умозаключениях, даже если они неистинны и затрудняют тебе жизнь. Позиция, конечно, неудобная, но понятная.
Тони пожал плечами и рассмеялся. Фраза насчет мертвых, истекающих кровью, немало озадачила его. Не сговариваясь, будто одинаково зная, куда им надо, Тони с Иисусом спустились по ступенькам и направились вверх по склону холма к перелеску. Снизу казалось, что деревья растут в самой высокой точке всей огороженной территории, вплотную к серой каменной стене, неподалеку от того места, где Тони встретился с Джеком. Вероятно, оттуда можно было разглядеть не только все пространство внутри стен, но и то, что находилось за их пределами, в долине. По пути Тони продолжал расспрашивать Иисуса. Как бизнесмен, он был решительно озадачен.
— Ты прожил здесь сорок с лишним лет, а место такое неприглядное и запущенное. Не хочу тебя обижать, но почему ты так мало успел сделать за это время? — Тони постарался, чтобы эти слова не прозвучали как упрек, однако Иисус воспринял их именно так.
— Возможно, ты прав. Наверное, я не очень хороший хозяин. Сейчас это лишь жалкая тень былого величия. Когда-то здесь был великолепный дикий сад, прекрасный, открытый, свободный.
— Я не хотел упрекать тебя… — начал было Тони, но Иисус только отмахнулся с улыбкой. — Просто это не очень-то похоже на сад… — объяснил Тони.
— Ну да, есть над чем поработать, — вздохнул Иисус, покорно констатируя факт.
— Похоже, восстанавливать его — сизифов труд, — добавил Тони, желая смягчить свою прямоту. Почему-то в любой беседе ему всегда нужно было чувствовать свое превосходство.
— Да, наверное, времени потребуется много, но что я теряю? — последовал невозмутимый ответ.
— Не хочу показаться невежливым, но не кажется ли тебе, что давно пора уже за это взяться? Тут многое можно сделать: очистить землю от сорняков, разрыхлить ее, удобрить, выращивать растения. Думаю, тут есть потенциал. Достаточно пригласить несколько специалистов с оборудованием — возможно, даже с парой бульдозеров. Это сильно ускорит дело. Я заметил, что кое-где стены начинают проседать и осыпаться. Почему бы не нанять архитектора, инженера и каменщиков? Они справятся месяцев за шесть. Заодно можно снести старый дом и построить новый.
— Тони, это живая земля, а не стройплощадка. Она настоящая, она дышит; это не фабричный продукт, который можно произвести по своему усмотрению. Когда вмешиваешься со всякой техникой в природный процесс, когда пытаешься сократить сроки естественного роста и добиваешься преждевременного понимания или созревания, то получаешь вот это. — Он обвел рукой окружающую территорию.
Тони не был уверен, употребляет ли Иисус местоимение «ты» как неопределенно-личное или как собственно личное, относящееся непосредственно к собеседнику. Он почел за лучшее промолчать.
— Мы можем двигаться только в том направлении и с той скоростью, какие установила сама земля, — продолжал Иисус. — Нужно относиться к земле со смиренным почтением и дать ей возможность делать то, что ей по сердцу. Из уважения к ней мы должны, оставаясь приверженцами истинного, не колеблясь подчиниться ее представлениям о «реальности», чего бы нам это ни стоило. Поступать с землей иначе — значит занять позицию агрессоров, пользователей-разрушителей. И не будет никакой надежды на ее восстановление.
— Сэр, — произнес Тони в некотором замешательстве оттого, что не до конца понимает собеседника, — вы говорите метафорами, которые в переводе на нормальный язык не всегда понятны. Вы отзываетесь об этой земле так, словно это живой человек, которого вы знаете и любите. Но это ведь просто почва и камни, холмы, дикие цветы, сорняки, вода и прочее.
— Вот-вот, — сказал Иисус, положив руку Тони на плечо и слегка сжав его, — потому ты и не можешь понять то, что я говорю. Я не употребил ни одной метафоры, зато сам ты только ими и говоришь. Ты так свыкся с привычными тебе метафорами и так в них уверовал, что не видишь истины.
Тони остановился, театральным жестом воздел руки, словно желая обнять все пространство перед собой, и заявил:
— Но это же просто пыль, грязь! Это не живой человек, а прах.
— Ну вот, Тони, ты сам сказал: прах к праху. Грязь.
Вот оно, недостающее звено! Однако сама эта мысль казалась абсурдной и потрясала воображение. Посмотрев опять в глаза Иисуса, Тони со страхом выдавил из себя:
— Ты хочешь сказать, что все здесь — не только внутри этих стен, но и за их пределами — живое существо?!
Взгляд Иисуса был тверд.
— Я хочу сказать тебе даже больше, Тони. Я хочу сказать, что это живое существо — ты!
— Я?! Нет, это совсем уже невероятно. Этого не может быть!
Тони чувствовал себя так, словно какой-то невидимый кулак сразил его одним ударом в солнечное сплетение. Он повернулся и сделал несколько шагов, пошатываясь и озираясь. В один миг его восприятие изменилось, он увидел все окружающее до того ясно, что ему стало страшно. Он уже вынес приговор этому месту, судя о нем отстраненно и свысока, объявил его заброшенным и погибшим, просто помойкой, восстанавливать которую не стоит труда. Такова была его собственная оценка. Выражая ее, он старался быть вежливым и не слишком категоричным, но лишь внешне. На самом деле, будь его воля, Тони снес бы все, что тут жило и росло, землю бы закатал асфальтом и возвел бы на ней небоскребы из бетона и стали. Все вокруг казалось уродливым, бесполезным и не заслуживало ничего, кроме полного уничтожения.
Тони упал на колени и закрыл глаза руками, словно желая подыскать новую ложь, которая заполнила бы пустоту, оставшуюся после гибели старой, уцепиться за новую иллюзию, которая дала бы ему убежище, защитила его и утешила. Но что понято, то понято. Решив быть честным, Тони отнял руки от лица; мысли его прояснились, и противостоять этому было нельзя. Он осмотрелся — на этот раз с большим вниманием. Но ничто из увиденного ему не понравилось, не вызвало в душе отклика. Это было загаженное никчемное место, настоящая помойка, досадное пятно на лике земли, в остальном вполне симпатичной. Если все это действительно отражение его самого, его сердца, то… Тони был, мягко говоря, сильно разочарован, а говоря откровенно, готов был возненавидеть себя.