Затем надолго наступила тишина.
Октябрьский высунул из-за ствола картуз – никакой реакции.
Приказал Лялину перебежать от дерева к дереву – опять ничего.
– Так-так, – сказал тогда шеф. – Неужто он обсчитался, все
восемь пуль из магазина высадил? Или хочет нас обдурить, а у самого вторая
обойма… Есть вторая обойма или нет – вот в чем вопрос…
Он приложил ко рту рупор:
– Эй, как вас там, Селенцов! Может, поговорим?
– Говорите, слушаю, – раздалось в ответ.
– Как вы поняли, что за вами слежка?
– Интересуетесь? – откликнулась избушка. – Дайте спокойно
перекурить – скажу.
– Ладно, курите.
Из окошка потянулся сероватый дымок.
– Точно патроны кончились, товарищ начальник, – азартно
крикнул из-за соседнего дерева Лялин. – Время тянет!
– Чище работать надо, чекисты! – донеслось из домика. –
Номер на маршрутке поменяли, а вмятина на бампере та же.
– Лялин!!! Ты что же, …, за машиной не следишь!? –
заматерился шеф таким страшным голосом, что Егор обмер, а Лялин и вовсе
попятился. – Ты, …, мне операцию провалил!
Помертвевший Лялин слепо переступал ногами, двигаясь куда-то
вбок. Бормотал:
– Виноват, не доглядел… Исправлю, товарищ начальник… Кровью
искуплю!
Внезапно он сорвался с места и выскочил на площадку. С
разбегу перепрыгнул через песочницу, заорал:
– Бросай оружие, сука! Выходи!
– Стой, дура! – крикнул ему вслед Октябрьский.
Но было поздно – логово Бабы-Яги изрыгнуло гром и молнию.
Проштрафившийся Лялин повалился головой под качели.
Из кустов высыпали было оперативники, но ударил выстрел,
еще, еще. Двое упали, остальные попрятались обратно.
– Есть запасная обойма! – простонал старший майор. –
Обманул, артист!
И снова пошла канитель: шорохи в кустах, редкие выстрелы.
После седьмого по счету Октябрьский вдруг скинул наземь
пальто, сбросил головной убор.
– Пора!
– Так семь только, я считал, – вскинулся Дорин. – Еще одна
осталась.
– В том-то и дело. Нужно, чтоб он ее на себя не истратил.
Всем сидеть тихо! – крикнул шеф в рупор и вышел на открытое место.
Оглянулся на оперативников, погрозил кулаком.
Был он стройный, подтянутый, на груди сверкали эмалью
ордена. Зычным голосом воззвал:
– Селенцов! Это начальник управления! Предлагаю поговорить!
Почему начальник управления, растерянно подумал Егор, но в
следующую секунду догадался: шеф нарочно важности прибавляет, хочет шпиона
своими ромбами и орденами соблазнить, чтоб последний патрон не на себя, а на
чекистскую шишку потратил. Вот это человек! Ведь застрелит его сейчас Вассеров
связной, сто процентов застрелит!
Не мог Егор смотреть на такое спокойно – нарушил приказ
командования.
Выскочил из укрытия, отфутболил в сторону подвернувшийся под
ноги мяч, догнал старшего майора.
– Дорин, ты? – вполголоса спросил Октябрьский, не
оборачиваясь. – Ну конечно, у кого еще дисциплина хромает… Значит, так. Если
выстрелит, сразу на него и своим знаменитым аперкотом в нокаут. Соплей надо
мной не ронять, плач Андромахи не закатывать.
– К-какой плач? – заикнулся от напряжения Егор.
– Эх, чему вас только в школе учат…
Бревенчатый сруб был уже совсем близко.
– Избушка-избушка, повернись к лесу задом, а ко мне передом!
– крикнул старший майор.
И вдруг из низенькой дверцы высунулась рука с пистолетом. А
за ней, пригнувшись, вышел Егоров собутыльник. Дорина взглядом не удостоил –
держал на мушке Октябрьского.
– Если вы такой наблюдательный и слежку заметили, что ж на
улице пальбу не открыли? – спросил шеф самым обычным, разговорным тоном,
останавливаясь.
Остановился и Егор.
– Да знаете, место подходящее выбирал, – так же мирно
ответил связной. – Природу люблю. Хотелось на деревья посмотреть, напоследок…
Настоящий генерал, не ряженый, – сказал он, как бы сам себе. – По глазам видно.
Вот зачем вылез – убедиться, понял Егор. Сейчас точно
выстрелит!
А шеф этого словно не понимал.
– Что сейчас-то на деревья смотреть, они еще почти мертвые,
почки одни, – сказал он, с наслаждением вдыхая весенний воздух. – Вот через
неделю листочки полезут, самое лучшее время года. Захотите – сами увидите.
На эти слова Селенцов улыбнулся.
– Искушаете вы меня, господин генерал.
Произнесено это было таким тоном, что Егор понял: не о
листочках речь, а все о том же последнем патроне.
Дорин не сводил глаз с пальца, лежавшего на спусковом
крючке. Одно крошечное сокращение мышц, и будет поздно. А что если кинуться на
связника? Рефлекторно он должен выстрелить в нападающего – это, как говорил
тренер дядя Леша, психофизика. Может, повезет– не на смерть положит, а только
ранит.
Тут Егору показалось, что роковой палец чуть дрогнул, и
младший лейтенант с места рванул вперед, заслонив собой шефа.
Скорость движений у без пяти минут чемпиона была хорошая,
маневренность и вовсе отличная, но выстрел прогремел раньше, чем кулак Егора
мог достичь цели.
Селенцов молниеносно вскинул руку к подбородку. Приглушенный
хлопок – и шпиона швырнуло затылком об избушку. Мощнейший хук справа рассек
пустоту, а сам Дорин впечатался в бревенчатую стенку. Мало того, что больно
ударился локтем, но еще и на ногах не удержался – рухнул на самоубийцу.
Сразу же, конечно, вскочил. Увидел задранную голову
Селенцова с пульсирующим пулевым отверстием выше горла. Содрогнулся. Конец!
Шеф, чтобы взять агента, жизнью рисковал, а он, Дорин, всё испортил!
На старшего майора Егор боялся и смотреть. Что-то он сейчас
скажет?
Октябрьский сказал, задумчиво: