— Почему сюда?
— Извозчики!
Чуть дальше всегда стояли готовые к поездке пролетки. Сбросить кучера, стегнуть кобылу — секундное дело, — пролететь пару кварталов, спрыгнуть и раствориться в толпе.
— Отлично!
— Нет!
Засада была организована плохо, но о внешнем оцеплении придурки позаботились. Путь на север закрывали трое, но палить они начали слишком рано — нервы не выдержали.
— Во двор! — заорал Отто. — Он проходной!
Шо резко свернул в ближайшую арку.
— А ты?!
— Не сразу!
В обычное время Лайерак брал с собой только револьвер, однако компактные алхимические фанаты настолько ему полюбились, что Огнедел изменил принципам и готовился преподнести преследователям неприятный сюрприз.
— Отто!
— Сейчас!
Три придурка влетели в арку одновременно, совершенно не задумываясь над тем, что их могут ждать. Три придурка считали, что дичь неспособна огрызаться, и были удивлены… Нет, как раз удивиться они не успели. Граната взорвалась без грохота, глухим хлопком, и ярко осветила внутренности арки. Освобожденная смесь радостно окутала несчастных, и вой в три глотки оказался на порядок громче взрыва-хлопка. Вспыхнувшие люди орали от боли, подоспевшие с улицы — от ужаса, но Огнедел не слышал криков, не воспринимал их. Огнедел любовался тремя «спичками» и шептал:
— Какая красота!
И готов был наслаждаться зрелищем до конца, позабыв обо всем, но… но Сапожник снова стрелял. То ли во дворе их ждали, то ли полиция подоспела — не важно. Шоу отменялось. Лайерак грустно вздохнул, выругался и бросился за напарником.
Глава 9
в которой Бабарский выручает Бедокура, выставка полна сюрпризов, а Лайерак подкидывает журналистам горячие новости
«„Костерок“ разрушен!»
«Любимая харчевня Унигарта разнесена вдребезги!»
«Дикая выходка ужаснула Кардонию!»
— Видите заголовки? — Капитан Болгер, начальник Приморского полицейского участка, строго посмотрел на Бабарского. — Это сегодняшние газеты.
— Третьи полосы, — хладнокровно отозвался ИХ. — Главные заголовки посвящены выставке, а затем идут материалы о террористах.
— Журналисты спрашивают: доколе инопланетники будут глумиться над гордой Кардонией? — Болгер сделал вид, что не услышал Бабарского.
— Они забыли, что здесь сферопорт? Инопланетники имеют те же права, что и кардонийцы. — Суперкарго продемонстрировал всепонимающую улыбку: — Мы тут как братья, а в большой семье чего только не случается?
Несмотря на раннее утро, в кабинете капитана уже установилась удушливая жара: окна выходили на восток и солнце беспощадно поливало собеседников раскаленными лучами. Мужчины дружно потели, но старались не обращать внимания на это досадное обстоятельство.
— И еще они спрашивают: когда полиция наведет порядок?
— Хочу отметить, что Унигарт — весьма и весьма достойный город, необычайно приятный для пребывания и, насколько я смог убедиться, предельно безопасный, — деликатно польстил полицейскому ИХ. И дипломатично чихнул. — Я много путешествовал по Герметикону, синьор капитан, и могу с полным основанием утверждать, что по обеспечению правопорядка Унигарт можно сравнить с Жерном и Маркополисом.
Хитрый суперкарго назвал два самых страшных для Омута порта, в которых бандиты, опасаясь загреметь на каторгу, даже вздохнуть лишний раз боялись, и полицейский порозовел от удовольствия.
— Энергичные действия ваших подчиненных произвели на меня неизгладимое впечатление, синьор капитан, — продолжил ИХ. — Чувствуется выучка, мастерство, желание стоять на страже. А главное, чувствуется, что руководству небезразлично происходящее.
— Мы призваны охранять покой честных унигартцев, и мы этим занимаемся.
— И представьте себе мое изумление, когда я узнал, что ваши подчиненные задержали невинного человека, — с неожиданно возникшей печалью вздохнул Бабарский.
— Не может этого быть, — в тон суперкарго ответил полицейский. — Они у меня такие молодцы.
— У всех случаются ошибки.
— Даже у вас?
— Я — счастливое исключение. — ИХ кашлянул, прикрыв ладошкой рот. — Извините, синьор капитан — бестерберийский бронхит, хроническая форма.
— Это все от путешествий, — с улыбкой ответил Болгер и раскрыл рыжую папку. Теперь, когда разговор коснулся вещей серьезных, розовое больше не красило полицейские щеки, теперь капитан вернулся к привычному цвету и привычному тону. — Итак, давайте посмотрим, в чем обвиняется добрый синьор Честер Дитер Хан.
Бедокур открыл было рот, намереваясь высказать свое мнение относительно обвинений, но увидел кулак Бабарского и резко передумал. Чира страдал, но крепился, понимая, что мешать суперкарго не следует.
— Свидетели показывают, что добрый синьор Хан ворвался в харчевню «Костерок с дымком» и… — Болгер на мгновение сбился. — И… гм… напал на восемнадцать человек, мирно отдыхавших в вышеупомянутой харчевне.
— Напал? — саркастически переспросил ИХ. — На восемнадцать человек?
— Напал, — повторил капитан. Он оценивающе оглядел Бедокура — тот попытался съежиться, но не срослось — и пожал плечами: — Можно поверить.
Иногда могучее сложение Чиры играло против него.
— Кто подтвердил обвинение?
— Все присутствующие, — сообщил капитан, заглянув в папку. — Те, кто не успел удрать и пребывал в сознании.
— То есть двое, — с нажимом уточнил ИХ.
— Трое, — вздохнул Болгер. И вновь посмотрел на Бедокура: — Он молодец.
Поскольку говорить ему ИХ не разрешил, Чира кротко улыбнулся.
— Свидетели ошиблись, — категорически заявил Бабарский. — И мы оба, синьор капитан, это знаем.
— Проблема в том, что вы это знаете лучше меня, — хмыкнул полицейский.
— Насколько лучше?
Капитан захлопнул папку и на пальцах обозначил притязания. В цехинах получалось приемлемо, но прижимистый ИХ решил сэкономить. Он показал Болгеру, что будет платить золотом, а затем уменьшил сумму на четверть. Расчет оказался верен: распаленный видом полновесных герметиконских монет, полицейский лишь поморщился, соглашаясь, и уже через пять минут цепари покидали гостеприимный участок, прихватив на память рыжую папку с материалами следствия.
— Как тебя угораздило оказаться в полиции? — сварливо осведомился ИХ. — Старый стал?
— Нога застряла, — вздохнул Чира, радостно щурясь на утреннее солнце.
— Что? — не понял Бабарский.
— Мы в одном месте пол немного проломили, и у меня там нога застряла, — объяснил Бедокур. — Глыба помочь хотел, но я велел ему сматываться.