Поднебесная - читать онлайн книгу. Автор: Гай Гэвриэл Кей cтр.№ 76

Или ты поступал в армию, и тебя куда-нибудь отправляли, в наше время – обычно далеко от дома. Ты копал траншеи и отхожие места, строил и перестраивал стены и здания гарнизона, ездил в патруль для защиты от бандитов или диких зверей, подхватывал лихорадку, выживал или умирал, маршировал, в увольнении действительно посещал таверны и бордели торговых городков. Иногда сражался, выживал или погибал в бою, получал ранения, иногда – лишался глаза или руки и жалел, что не погиб. Далекие события среди больших людей, возможно, чаще достигали твоих ушей в виде армейских слухов, но они мало что для тебя значили, если речь не шла о крупной военной кампании или о мятеже.

Перемены не были частью жизни, в рамках понимания и опыта Уцзянь Нина. С этой истиной в данный момент… происходили перемены.

Во-первых, он находился потрясающе близко от Синаня, от возможности впервые в жизни увидеть столицу. Всего на расстоянии пары дней пути, как ему сказали.

По мере того как они ехали на восток от Чэньяо, местность вокруг менялась. Поля пшеницы и овса, редкие тутовые рощи (шелковичные фермы размещались позади них, подальше от шумной дороги) сменялись одной деревней за другой, потом – более крупными городами, стоящими так близко, что теперь можно было сказать, что они переходят друг в друга. И – люди, все больше людей. Колокольный звон храмов не в призрачной тишине, а едва различимый в шуме громких людских голосов. Мелкие фермы – сладкий картофель, конские бобы – втиснуты между деревнями, зажаты ими.

По имперской дороге тек в обе стороны бесконечный поток базарных повозок или фургонов дровосеков, создавая заторы и замедляя движение. Ему сказали, что это самая дальняя окраина Синаня. Они подъезжают все ближе.

Нин раньше никогда не думал об этом и не желал этого. Столица была так же далеко за пределами его досягаемости, как море. Если честно, она приводила его в ужас: так много людей. Уже так много… Солдат старался не показывать этого, и так как никто из их компании не смотрел на него, а он мало разговаривал, ему казалось, что он сохранил свою тайну. Иногда Нин ловил себя на том, что нервно насвистывает.

Пока они путешествовали, он гадал, как относятся другие солдаты к приезду в столицу. Теперь их было тридцать всадников, а не только те пять, которые выехали из крепости у Железных Ворот для сопровождения господина Шэня. Губернатор Сюй настоял, чтобы Шэнь Тай, как почетный офицер армии Второго округа, везущий чрезвычайно важное сообщение (и едущий верхом), имел сопровождение – и охрану.

Солдаты из крепости у Железных Ворот сердились и насмехались (Нин не понимал этого юмора, но знал, что вообще плохо его понимает), потому что считали, что именно небрежность стражников губернатора чуть не привела к гибели господина Шэня в Чэньяо.

Один из приятелей Нина из их крепости, не отличавшийся недостатком собственных мнений и отсутствием голоса, чтобы их высказывать после хорошей выпивки, сказал, что, по его мнению, никого из тех солдат, которые стояли на страже возле их гостиницы в ту ночь, уже нет в живых.

Пусть губернатор Сюй уже не так молод, сказал он, но он не проявляет никакой склонности удалиться на покой к фруктовым садам и прудам с форелью. Он богат, аристократичен, известен тем, что у него есть соперники среди других военных губернаторов. Особенно – один крупный соперник, произнес он с понимающим видом, словно все за столом должны понять, кого он имеет в виду. Хотя Нин не понял, его это не волновало.

Если бы Шэнь Тая убили (или его коня, подумал Уцзянь Нин с искренним ужасом), это, очевидно, очень плохо отразилось бы на губернаторе. Нин многого не понимал и не слишком размышлял об этом, но с того момента, как они покинули Чэньяо, он старался держаться как можно ближе к господину Шэню и Динлалу. Он уважал Шэнь Тая; он любил коня. Как можно не любить этого коня, думал Уцзянь Нин?

Женщина-телохранительница, которая их всех немного пугала (и служила темой грубых шуточек по вечерам), кажется, решила, что Нин в порядке. Пару раз сделав насмешливое лицо, она примирилась с тем, что он держится поблизости от них во время пути или когда они останавливались на ночлег.

(Нин не понимал ее взглядов. Он не знал, что можно найти в этом смешного, но научился мириться с тем, что то, что вызывает у других улыбку, может его озадачивать.)

Теперь на закате они останавливались в больших гостиницах при имперских почтовых станциях. У них были документы, подписанные губернатором. Это означало хорошую еду и смену лошадей.

Динлала всегда доверяли Нину в конце дневного перегона. Он старался не показывать своей гордости, но она, вероятно, была заметна. Он разговаривал с конем по ночам, просыпался и уходил из помещения, где спал с другими солдатами, приносил в стойло яблоки. Иногда даже ночевал там.

Господин Шэнь почти не смотрел на него по дороге, как и ни на кого из них. Он иногда разговаривал с телохранительницей, чаще – с поэтом, который присоединился к ним (еще одна загадка). Его волновало, быстро ли они едут. Никто из солдат не знал почему, даже тот, кто вел себя так, будто все знает.

Если Вэй Сун и поэт знали причину они никому не говорили. Поэта звали господин Сыма. Другие сказали, что он знаменит. Бессмертный, объявил один из них. Нин ничего не знал об этом, но не думал, что кто-то может быть бессмертным. Разве что император.

Он знал только, что Шэнь Тай очень торопится попасть в Синань.

Вот Нин не торопился, совсем, но его желания и стремления были подобны желаниям шелковичного червя, который плетет паутину в приглушенном свете и в тишине, и живет только для этого…

На пятый день после отъезда из Чэньяо, перед самым арочным мостом через реку, который Тай всегда любил, они подъехали к дороге, ответвляющейся на юг и бегущей вдоль реки.

Конечно, он знал, что этот момент приближается, и все же старательно не смотрел в сторону этой дороги, когда они достигли перекрестка, и даже пустил коня быстрее с притворным равнодушием, когда они ехали по мосту над сверкающей водой. Он видел в потоке лепестки цветов сливы.

Это было трудно. Он знал эту южную дорогу, как отражение собственного лица в бронзовом зеркале, – каждый ее поворот, каждый подъем и спуск. Знал городки и деревни у дороги, поля, тутовые рощи и шелковичные фермы. Единственный винный магазин с действительно хорошим вином, и места, где можно найти женщину и постель между имперской дорогой, по которой они ехали, и домом, где он вырос. Где сейчас его матери и младший брат, и могила отца.

Но нет его. Нет Лю. Нет Ли-Мэй.

Они трое были в широком мире, они затерялись в нем. В пыли и шуме, нефрите и золоте. После двух лет у озера Тай не понимал, как он к этому относится; он двигался на восток так быстро, что у него не было времени подумать о таких вещах. Он решил, что это составляющая пыли и шума: никогда нет времени.

Ли-Мэй должно быть еще хуже. Тай помнил пыльные бури севера. Реальные бури – колючие, слепящие, опасные, а не рожденные воображением поэта. Его охватывал такой гнев, когда он думал о ней…