Впервые я увидала его в Архитектурном институте. Он
преподавал там и многие девушки были от него без ума. Чем, по слухам, он
нередко пользовался. Вообще, о нем ходила масса слухов… Но мне как-то не
пришлось с ним столкнуться. Потом он вдруг ушел из института. Кажется, вышел какой-то
скандал… И я о нем забыла. Прошло много лет, я окончила Архитектурный, работала
в умирающем проектном институте за поистине символические деньги, разрываясь
между сыном, матерью и работой. И вдруг кто-то сказал мне, что Миклашевич
организовал частную архитектурную мастерскую, тогда еще опасались слова
«фирма», и набирает архитекторов. Я решила рискнуть. Помимо маленькой зарплаты,
меня мучила дикая скука, а тут открывались хоть какие-то перспективы… Чем черт
не шутит. У него тогда уже был офис — двухкомнатная квартира на первом этаже в
Кузьминках. Прихожая была превращена в крохотную приемную, а малюсенькая кухня
в кабинет начальника. Секретарша, точно такая как все секретарши первых лет
перестройки — длинноногая сексапильная блонда, показалась мне несоразмерной
тесноте этой приемной, и мне стало смешно. Она ввела меня в кабинет
Миклашевича. Он встал мне навстречу, что меня обрадовало. По крайней мере он
хорошо воспитан.
— Дмитрий Алексеевич, — представился он.
— Олеся.
— А что это вас так рассмешило, милая барышня?
— Да секретарша ваша как-то великовата для своей
приемной. Пропорции подгуляли.
— Что? — опешил он. И вдруг расхохотался как
сумасшедший. — Знаете, — он максимально понизил голос: — Я все время
это чувствовал, но не отдавал себе в этом отчета. Вы молодчина! Итак, что мы
имеем?
Я протянула ему свой диплом.
— Миклашевская? С ума сойти! Странно, я вас не помню.
Не мог же я пропустить студентку с такой фамилией. Ах да, я же первокурсникам
не читал лекции, а потом ушел… Видно, это судьба… — он смотрел на меня с явно
мужским интересом, а я съежилась под его взглядом. Мне казалось, что не может
такой роскошный избалованный мужик заинтересоваться такой зачуханной, плохо
одетой бабенкой.
— Знаешь что, собственно говоря, архитекторы мне уже не
нужны, а вот секретарь… Ты хоть какой-то иностранный язык знаешь?
— Да, немецкий и английский.
— А компьютер?
— Знаю.
— Отлично!
— Но у вас ведь есть секретарь…
— Она никуда не годится, это раз, и потом ты
справедливо заметила, что у нее пропорции не для нашего офиса… к тому же она
непроходимая дура и ничего не знает об архитектуре. Тебе не в падлу будет
поработать секретарем хотя бы два — три месяца? Я буду платить тебе… Ну, скажем
пятьсот долларов, как-никак два языка и компьютер… — он испытующе смотрел на
меня.
Пятьсот долларов в те годы были поистине гигантскими
деньгами, о такой секретарской зарплате я и не слыхала никогда… даже предлагая
себя как архитектора, я ни на что подобное не смела рассчитывать… К тому же все
всегда говорили, что у Миклашевича даже заяц научится проектировать…
— Ну что, согласна?
— Я… согласна, да… Но как-то неудобно перед этой
девушкой…
— Я все равно собирался ее уволить, ты здесь ни при
чем. И не вздумай обижаться, что я беру тебя на должность… не соответствующую
твоему диплому. Диплом, знаешь ли, еще ни о чем не говорит. Одним словом,
теперь все в твоих руках. Как проявишь себя…
Нет, мне, видимо, просто показалось, что он смотрел на меня,
как на женщину, ничего подобного, да и с чего бы… Рядом с секретаршей я просто
серая мышка… А с ней он, наверное, спит и не хочет, чтобы все знали… Но за
пятьсот долларов меня не убудет. Поработаю секретаршей, подумаешь…
Я тогда уже опять переехала к маме, и она взяла на себя
Гошку. Ее выпроводили на пенсию, и она была рада, ибо никак не могла понять,
что же происходит вокруг.
Я примчалась домой окрыленная, но, Боже, какой ушат холодной
воды вылила на меня мать…
— Ты с ума сошла! Ты архитектор, профессионал, ты
работала в государственном институте, и теперь меняешь это на работу
секретуткой в частной лавочке! За что он будет платить тебе такие бешеные
деньги, за какие услуги? Ты что, не соображаешь? Как можно настолько не иметь
гордости!
— Мама, мне надо сына растить!
— Ничего, как-нибудь вырастим! Моя пенсия, твоя
заплата…
— Моя зарплата и твоя пенсия — это вообще отрицательное
число! И никакой я еще не архитектор! А у Миклашевича я всему научусь, он
профессионал высочайшего класса!
— А ты вообще уверена, что его не посадят через месяц,
твоего Миклашевича?
Я почему-то взбесилась.
— Ну если ты на него не донесешь…
Она побелела, но ничего не ответила. Больше этот разговор
она не поднимала.
Как ни странно, мне понравилось работать секретаршей. Я
легко справлялась со своими обязанностями, и надо отдать должное Миклашевичу,
он вел себя со мной более чем корректно, да и вообще оказался невероятно
обаятельным. Кроме меня, женщин в конторе не было, да и весь штат состоял из
пяти человек. Но иногда у него словно крышу сносило, он ни с того, ни с сего
начинал орать на кого-то, стучать кулаком, потом в изнеможении запирался в
кабинете, а после делал вид, что ничего не произошло. Его любили, но при первой
же возможности уходили, слишком он был непредсказуем. Я проработала уже
полгода, и он еще ни разу на меня не орал. Правда, я очень старалась. В
свободное время, а оно у меня частенько бывало, я заглядывала в проекты,
которыми занималась наша фирма, мне было интересно. Однажды я заболела гриппом
и неделю не была на работе. Когда я пришла, то застала Миклашевича одного, в
жутком мраке.
— Ну слава Богу! — пробурчал он при виде меня.
— А где все? — поинтересовалась я.
— А нет никого! Мы с тобой вдвоем остались.
— То есть как? — опешила я.
Я всех выгнал к чертям собачьим. Работы сейчас мало, хватит
и нас с тобой! Одевайся, поедем на объект. В конце концов, пора работать по
специальности! Имей в виду, отныне я архитектор, ты — декоратор. Справишься с
этим проектом, буду платить штуку в месяц и процент от гонорара. Не справишься
— иди гуляй.
— А как же…
— Секретарские обязанности сейчас мизерные, справишься.
Я была рада до смерти — наконец-то у меня появился шанс
показать, на что я способна! Хотя меня и мучил страх — а вдруг я не справлюсь?
Мне еще в институте хотелось именно этого — не строить, а
украшать дома. И вот такой шанс… К тому же я давно и безнадежно была влюблена в
Миклашевича, несмотря на его кошмарный характер. Я видела, как взамен
уволенного человека появлялся новый. После разговора в кабинете Миклашевича
претендент выходил пьяный от счастья, от открывшихся перспектив, от возможности
работать самостоятельно… Но проходил месяц, иногда меньше и этот человек либо
сам уходил, либо его выгоняли с шумом и треском. Я понимала, что иногда
Миклашевич был прав, но редко. В основном он был просто чудовищно несправедлив.
Он хотел, чтобы каждый сотрудник был его вторым воплощением, но разве такое
бывает? Один парень, очень талантливый и приятный, сказал мне, прощаясь: