Лейтенант поехал к начальству и назад, раньше чем через три-четыре часа его не ждут. Это мне в плюс, могу особо не спешить.
Телефонной, да и какой-либо иной, связи в лагере нет.
Тоже плюс.
А вот то, что через четыре-пять часов за офицером выйдет машина с солдатами, – это уже минус. Будет их в ней около десятка, так что ничего хорошего мне эта встреча не сулит. Застать их врасплох – нечего и думать, они все настороже будут: через лес же едут!
Даже если и допустить, что я каким-то непостижимым образом положу этот десяток, лагеря в одиночку все равно не возьму.
Что же, выходит, зазря сюда я топал?
Не совсем…
Через час из лагеря выйдет группа пленных – человек десять. Их поведут на станцию, для отправки в другой лагерь. Конвой, исходя из малочисленности группы, будет не слишком большим – четыре-пять человек. Или меньше.
Вот это – шанс.
Единственный, другого нет.
В этом раскладе можно объяснить все. И мое переодевание в немецкую форму – как еще можно подойти к конвоирам вплотную?
И знание языка – а как иначе их уболтать?
Да и многое другое…
Значит, готовимся. Тела фрицев – под корягу, чтобы сразу не нашли. Пистолет офицера – за отворот шинели, патрон – в ствол.
Автомат и так к стрельбе готов. Трофейный карабин мотоциклиста – в коляску, пусть там лежит. Водитель мотоцикла, кстати, немцем оказался. Поэтому и вооружен иначе, чем солдаты охранного батальона, – у тех наше оружие, трофейное. Не показалось мне, что я у них трехлинейки видел.
Гранаты… тут сложнее: как их бросить, чтобы никого из пленных не задеть?
Крикнуть «Ложись!»?
Так конвой русский язык знает, поймут…
Ладно, будем думать.
Группу пленных хорошо было видно – они шли прямо по дороге, вдалеке от кустов. И конвоиров можно было легко сосчитать – четверо их. Нет… пятеро. Один позади всех идет.
И как поступить?
Готовясь к встрече, я выработал сразу несколько разных сценариев и сейчас лихорадочно их перебирал. Пожалуй… ведь они не могут знать о предстоящем визите к ним каких-либо офицеров? На этом и сыграем.
Услышав треск мотора, конвой привычно согнал с дороги пленных. На обочину согнал, ту, что от леса подальше. То есть примерно туда, куда я и предполагал. Ну хотя бы сейчас все идет по плану…
Поддаю газу и лихо выруливаю им навстречу. Приблизившись, притормаживаю и, подняв очки на лоб, чуть поворачиваюсь боком: пусть разглядят мое звание. Надо помнить, что я – немец! И по отношению к ним всем – начальство. Пусть и не очень большое, но все же…
– Старший конвоя, ко мне!
Тот, что идет сзади, огибает пленных и выходит вперед:
– Рядовой Петраускас, господин старший стрелок!
Приказание я отдал по-немецки, и старший отвечает мне так же. Не очень чисто, но вполне грамотно.
– Рядовой, мне нужно пять сильных пленных!
– Осмелюсь спросить, господин старший стрелок, зачем?
– В полукилометре отсюда потерпела аварию легковая машина. В ней ехал гауптман Фюртц вместе с вашим лейтенантом. Машина съехала в кювет, и ее нужно оттуда вытолкнуть. Для этого вполне достаточно пяти человек. Разумеется, с ними должны быть и ваши люди – для охраны.
– Но мы и так движемся в ту сторону! Скоро подойдем, и они все вместе…
– Беременные свиньи – и те идут быстрее! Они же еле передвигают ноги! Выберите тех, кто может идти быстро! Ваш офицер при падении повредил руку, и ему нужна помощь!
Вот теперь они забегали!
Неведомый гауптман… кто он такой? Ну начальник, так ведь не свой и не навсегда же? Когда-нибудь и он уедет восвояси. А вот свой командир… это хуже – тот всегда рядом. И с подобной раной могут ведь надолго и не упечь в госпиталь – тут не передовая, можно и в бинтах походить. Ага… и припомнить кое-кому его нерасторопность…
Петраускас выстраивает пленных в две шеренги, выбирая тех, кто, по его мнению, сможет идти быстро, – самых сильных. Их отводят в сторону, и с ними отходят туда же двое конвоиров. Прочим дают команду сесть на землю, и еще двое охранников остаются рядом.
– Готово, господин старший стрелок! – поворачивается ко мне старший.
– Вы идете с нами?
– Разумеется!
– Тогда – в путь!
Разворачиваюсь, поддаю газу… и мотор глохнет – я слишком резко бросил сцепление. Чертыхаюсь (разумеется, по-немецки), спрыгиваю на землю и пытаюсь завести мотор. Неудачно.
Было бы странно, если из этой попытки хоть что-то удалось: краник бензопровода мною перекрыт. Мотор дергается, чихает, но работать не хочет.
– Рядовой! Подтолкните мотоцикл!
Что сделает в этой ситуации охранник?
Будет толкать мотоцикл сам (оставив без контроля пленных) или пошлет подконвойных?
Меня устраивают все варианты.
По команде Петраускаса пятерка отобранных им пленных наваливается на мотоцикл и дружно толкает его вперед.
На этот раз бензопровод открыт, и горячий движок схватывается сразу. Даю перегазовку, разворачиваюсь… торможу…
Картина следующая.
Прямо на дороге одинокой кучкой стоят трое – два конвоира и их старший. Метрах в десяти от них – пятеро подконвойных. Слева сидят на земле еще шестеро, надо думать, те, что послабее. А за ними стоят еще двое конвоиров.
Вот и здорово…
Не слезая на землю, сдергиваю автомат и длинной очередью валю ближайших конвоиров.
Есть!
Поворачиваюсь налево. Очередь!
Хватается за грудь четвертый охранник.
А вот в пятого я выстрелить не успеваю – его сбивают с ног, и он мгновенно оказывается погребен под кучей тел. Слышны глухие удары, хрип… все.
– Оружие собирай! – кричу пленным. – Патроны, еду!
Дважды повторять не нужно – конвоиров уже потрошат вовсю.
А ко мне подходит один из бывших подконвойных. Поднимает к плечу сжатый кулак – приветствует, надо думать.
– Спасибо, товарищ! – говорит он мне. – Рот Фронт!
– Да русский я! Тряпки эти надел, чтобы к конвоирам ближе подойти.
Глаза подошедшего расширяются:
– Русский?
– Красноармеец Максим Красовский! Могу даже документы показать! Кстати, – выуживаю из коляски еще одну винтовку, – возьми, а то тебе не досталось. Вот и подсумки с патронами. Гранаты есть – могу дать четыре штуки, надо? Штык еще есть…
Про пистолет я умалчиваю: всегда полезно иметь в кармане козырь.