Люди Кода - читать онлайн книгу. Автор: Павел Амнуэль cтр.№ 53

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Люди Кода | Автор книги - Павел Амнуэль

Cтраница 53
читать онлайн книги бесплатно

Африка пока молчала. У африканцев были свои проблемы. Жестокая засуха, голод в Сомали, Судане, Эфиопии, Нигерии… Но и африканцы отказались принять гуманитарную помощь Запада — лозунг "ничего — от неверных!" бросили власти, народу было все равно, народ голодал, гуманитарная помощь спасла бы тысячи, а десятки миллионов все равно умерли бы. А если бы не пришел в мир этот иудейский Мессия? Может быть, Бог милостиво оградил бы Африку от засухи?

— Господи, Илюша, — сказала Людмила, не понимая чего-то главного, — я дура, я ограниченная баба, меня все это не интересовало, я даже газет не читала… Но ты-то… Ты должен был все это предвидеть. Первое занятие для человека — ненавидеть. Любовь приходит потом, когда победишь. Или проиграешь.

Мессия обошел кресло, в котором сидела Людмила, положил ладони ей на голову, помассировал виски. Она хотела поднять руки, положить на ладони Ильи, ладони были теплыми, и с них будто капал жар, проплавляя каналы в ее затылке. Но руки не двигались.

— Сиди спокойно, — сказал Мессия, продолжая совершать ладонями круговые движения, Людмила успокоилась.

Он не мог предвидеть. Потому что не знал, как распространялся Код на протяжении тысячелетий. Как давно Код был внедрен в генетический аппарат человека. Миллион лет назад? Может быть, письменный код — Тора — был создан много позднее биологического? Тора должна была стать ключом, отпирающим то, что было заперто очень давно.

Что я, Люда? Радиоприемник. Илья включил меня, настроил и дал всем слушать.

Вот и все. У тебя уже не болит голова. Проходит слабость. Я ждал тебя — это тоже Его воля. Я позволил твоему сыну соединиться с отцом, по воле Его, я ведь не знаю, как все это получилось. И сейчас, по Его воле, я скажу людям… Я еще не знаю, что я им скажу… Он поможет. И ты. Я чувствую так.

Идем — пора.

x x x

Даже в идеально отлаженном механизме могут возникнуть сбои. Известно, что именно такое объяснение дает большинство историков феномену Мусы Шарафи. Как и в отношении многих других событий и явлений описываемого периода, я придерживаюсь иной точки зрения.

Разумеется, у меня нет научных возражений против общепринятой теории. Откуда им быть? Моя реконструкция событий, естественно, совпадает с известной, но интерпретация резко отличается. Ревнителей научной чистоты прошу расценивать эту интерпретацию как сугубо художественный прием, призванный динамизировать вяло текущий сюжет.

Остальных прошу отнестись к автору внимательно и с доверием.

x x x

Муса Шарафи родился в Газе в год войны Судного дня. Он был шестым сыном в семье — самым младшим. Может, поэтому мать не разрешала ему бросать камни в израильские патрули — старшего сына, Намаза, убили оккупанты, когда он швырнул в джип ЦАХАЛа бутылку с "коктейлем Молотова".

Возможно, поощряемый к действиям, Муса держался бы в стороне. Но ему не разрешали — и он пробирался на улицу Авади сам, когда поблизости не было никого, кто мог бы его «заложить», и занимался террором единолично. Он мог гордиться собой. Когда Мусе исполнилось шестнадцать, он ударил ножом израильского журналиста и успел убежать — никто не ожидал нападения, дело происходило буквально в двух шагах от контрольно-пропускного пункта Эрез. Даже свои не узнали о том, кто ранил репортера. Муса не был членом ХАМАСа, никогда не якшался с приверженцами ФАТХа, считая их ренегатами; впрочем, этим словом он не пользовался по естественной причине — полному отсутствию образования. Читать он все же умел, и считать тоже. Ближе всего ему был по духу "Исламский джихад", но и с боевиками Абу-Амира он знаться не желал.

(Пользуясь определениями психологической науки, Мусу можно было назвать "одиноким степным волком". Это обстоятельство позволило историкам и биологам Израиля-4 говорить о сбое в действии Кода, об изначальных генетических отклонениях. Возможно. Будем, однако, придерживаться принятой мной версии — для непротиворечивости концепции.)

В День Пришествия Муса работал допоздна на стройке в еврейском поселении Нецарим — при всей его патологической ненависти к евреям приходилось добывать средства к существованию, помогать семье, и он терпел, мысленно рисуя день, когда его личному терпению придет конец.

Вернувшись домой, Муса обнаружил неожиданную картину. Братья стояли во дворе плотной группой, взявшись за руки, и молча смотрели друг на друга. Сестры — их было три — вместе с матерью сидели в большой комнате за столом и плакали, глядя на портрет отца, умершего вскоре после рождения Мусы. Все это настолько не соответствовало привычному укладу, что Муса не сразу нашел нужные слова. Да он и не успел сказать ничего. Старший брат, Кемаль, вышел из круга, взял Мусу за плечи и сказал фразу, не имевшую никакого смысла.

Муса вырвался из крепких объятий брата и заявил, что спать голодным не привык, а в этом доме сегодня, видно, поселился шайтан, и потому лучше пойти к Абдалле. У Абдаллы подавали неплохой кабаб.

Никто Мусу не задерживал, что его очень удивило. А у Абдаллы Мусу не обслужили, что его не только удивило, но вселило просто суеверный страх. Сам Абдалла вместе с тремя сыновьями, активистами ХАМАСа, о чем Муса знал совершенно точно, стоял у входа в ресторанчик и что-то высматривал в вечернем небе, не обращая на Мусу ни малейшего внимания. Небо было безоблачным, уже появились звезды.

Муса протиснулся в помещение, — для этого пришлось немного подвинуть одного из сыновей Абдаллы, Турана, а тот, посторонившись, посмотрел Мусе в глаза и произнес несколько слов — тех же, что говорил Кемаль полчаса назад.

Рехнулись, — подумал Муса. Все происходившее его не интересовало, он хотел есть, а сегодня ему никто не собирался подавать. Он постоял минуту посреди пустого зала и, со злостью обозвав Абдаллу драным котом, решил было пойти поискать нормальный ресторан (у него было на примете еще одно приятное местечко — с кальяном и девочками), но ему пришлось опуститься на ближайший стул, потому что ноги неожиданно стали слабыми. Какая-то теплая волна медленно поднималась вверх от самых ступней, и там, где она проходила, возникало ощущение легкого зуда, быстро, впрочем, исчезнувшего.

Внешней опасности — ножа, пули, удара в спину — Муса не боялся никогда. Сейчас что-то происходило в нем самом, и страх возник непроизвольно. Он положил ладонь на грудь — именно здесь уже находилась поднимавшаяся вверх, к шее, теплая волна, — и никакой теплоты не ощутил. Когда волна прошла по шее и влилась в голову, он почувствовал, будто под черепом что-то ожило, засуетилось, задвигалось, закружилось, и комната закружилась тоже, а из ушей — так ему показалось, — начала вытекать вязкая жидкость, и он прижал к ушам ладони, но из ушей ничего не текло, да и головокружение начало проходить, оставив легкую тошноту.

— Ну, — сказал Муса, — и здесь рехнулись. Дайте пройти.

Поесть в тот вечер ему не удалось, потому что все забегаловки и даже приличные рестораны не работали. Хозяева и посетители были заняты одним делом — смотрели телевизор. Все программы передавали одно и то же — и в Каире, и в Аммане, и даже в Дамаске. Дикторы монотонными голосами, глядя в камеру, повторяли одни и те же слова. Их Муса уже слышал сегодня. Слова ему надоели. Он хотел действий.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению