Стася
Кажется, Лёка поверила насчет ссоры с Мишкой. Или сделала
вид. Да какая на фиг разница? Главное – она перестала меня доставать с
этой посудой. Конечно, я погорячилась. Но в тот момент мне хотелось не только блюдца
с чашками бить, а вообще разнести на фиг весь дом. Но тогда Лёка уж точно меня
в психушку бы отправила... Или нет? Я ведь заметила, что никуда она не звонила,
только придуривалась. Она доверчивая и жутко добрая. Думает, я ее боюсь. Пускай
думает, если ей так легче. И я здорово наврала насчет того, что Мишка сказал,
будто я не сексапильная. В моем возрасте такие мысли вполне естественны для
девушек, и насчет зеленых холмов тоже прикольно получилось. Она купилась
стопудово! Я и правда люблю читать. Только не их дурацкого Хемингуэя. Скучища
та еще! А название «Зеленые холмы Африки» я просто запомнила. А вообще туфта.
Это им с голодухи все гениальным казалось. Разрешили Хемингуэя и Ремарка, они и
кинулись... У меня любимая книжка «Сто лет одиночества». Это чудо! А остальные
романы Маркеса – скука смертная. Непонятно даже, как он такое чудо
написал... Когда там бабочки летают, у меня внутри все от восторга сжимается,
дух замирает... И еще когда я «Барышню-крестьянку» или «Метель» читаю... А
другие повести Белкина мне как-то по барабану... С Лёкой я по поводу литературы
не откровенничаю. Она не понимает, у нее какие-то свои представления. Пушкина,
например, надо любить всего, и точка. И Лермонтова всего. И Гоголя. Но я умею с
понтом под зонтом такие турусы на колесах развести, что Лёка только глаза
таращит и тихо радуется, что у нее внучка начитанная. Пусть радуется, старушка,
ей и так не сладко... А в Америке, если все получится, ее вообще инфаркт
хватить может. Хотя у нее сердце, слава богу, здоровое. Да и не такая уж она
старая по нашим временам. Пятьдесят восемь с половиной. Зря я ее уговорила со
мной лететь, по привычке просто, ведь она моя надежда и опора... Лучше бы
одной, у меня руки были бы развязаны, а при Лёке труднее будет... Ничего, еще
время есть, и надо как следует подготовиться. Мамалыга должна просто рухнуть,
когда меня увидит. Подготовка уже идет полным ходом. Ничего, цель оправдывает
средства...
Леокадия Петровна
Я возвращалась домой от Натэллы и у метро столкнулась с
матерью Стаськиной одноклассницы.
– Леокадия Петровна, здравствуйте, вот хорошо, что я вас
встретила. Знаете, мне надо с вами поговорить!
– Добрый вечер, Елена Владимировна, – вежливо ответила
я, не испытывая ни малейшего желания с нею говорить. Но никуда не денешься, она
живет в нашем доме и идти придется вместе. Эта дама лет сорока была активнейшим
членом родительского комитета, который в выпускном классе развил весьма бурную
деятельность.
– Леокадия Петровна, я просто обязана вас
предупредить... – довольно зловеще начала она.
У меня заныло сердце. Неужели Стаська опять что-то
натворила?
– Слушаю вас, Елена Владимировна.
– Вы знаете, что Станислава торгует в школе поношенными
вещами?
– Что? – оторопела я.
– Да-да, именно так! Она распродает вещи, присланные из
Америки. Согласитесь, занятие не самое благопристойное.
– Соглашусь, хотя, с другой стороны, в этом возрасте могло
бы быть и хуже!
– Ну конечно, зарабатывать проституцией хуже. Но вы,
разумеется, не в курсе дела?
– Нет, я ничего не знала. Но этому будет положен конец. Дура
она еще...
– Судя по вашему тону, вы к ней слишком снисходительны. А
она девочка с тяжелым характером, впрочем, понятно, без матери растет. Только
вы уж не говорите ей, что это я вам сказала, а то моей Ляльке достанется... Она
у меня тихая, скромная и не умеет за себя постоять. А Станислава бывает очень
агрессивной и несдержанной. Вы уж простите, я понимаю, вам и так трудно... Но я
должна была вас предупредить, просигнализировать, так сказать...
– Спасибо за предупреждение.
И как это я не заметила? Давно шмона не устраивала, все
времени не было. У нас поменялась сетка вещания, и у меня стало меньше
возможностей для обысков. Но завтра я не работаю и все выясню.
Стаська спала. Или притворялась? Я не стала устраивать
разборки на ночь глядя. Но спала я ужасно, несмотря на снотворное. Что она
опять удумала? Зачем распродает шмотки?
Утренний шмон принес ошеломляющие результаты. В обычно
битком набитом шкафу буквально свистал ветер. А в ящике стола в драном учебнике
физики за девятый класс лежали деньги – пятьсот двенадцать долларов. Это
что, подготовка к Америке? А в чем, хотелось бы знать, она поедет? И неужели
эти горы шмотья стоили всего пять сотен? Впрочем, если торговать в школе... Или
есть еще заначки? Но я решила больше не искать. Я должна поговорить с ней начистоту.
– Обедать иди! – распорядилась я, едва она вошла в
квартиру.
– Лёка, ты чего такая?
– Да понимаешь, нас ограбили, – сообщила я.
– Как? – позеленела она и кинулась к своему столу.
Вернулась довольная.
– А чего украли-то?
– Твои тряпки, больше ничего не взяли. Странно, да?
Она вспыхнула.
– Ты зачем в мой шкаф лазила?
– Я не лазила, я твой розовый свитер из чистки взяла. И
смотрю, пусто все. Можешь объяснить мне, что это значит? Сперва посуду
колотишь, теперь шмотки выбросила. Так и разориться недолго.
– Я не выбросила... Я продала.
– Продала? Как интересно! И много наторговала?
– Да нет, но все-таки на пятьсот баксов.
– А зачем ты это сделала? И в чем собираешься ехать? Голая,
чтобы вынудить мать купить тебе все новое?
Она зашлась от возмущения.
– Ты... как ты могла такое подумать!
– А что прикажешь мне думать?
– Я просто хочу на эти бабки купить себе что-нибудь совсем
другое, хорошее, классное, а не ширпотреб... пусть видит, что мы в ее подачках
не нуждаемся.
– Послушай, зачем с таким настроением ехать, скажи на
милость?
– Хочу!
– А как по-твоему, на пятьсот долларов можно купить много
дорогих вещей?
– Можно кое-что, я уже присмотрела... особенно на
распродаже, уже начались рождественские распродажи...
– И кому ж ты это все загнала?
– Девчонкам в школе... Кое-что еще осталось, думаю, баксов
на двести, так что Мамалыга не особенно тратилась на меня. Я собрала тряпье за
четыре года...
– А почему ты мне ничего не сказала?
– А ты бы разве позволила? А так... я, кстати, сама хотела
тебе рассказать и даже... попросить тебя пойти со мной, чтобы выбрать...
– Стаська, не ври и не подлизывайся.