Возлюбленная Казановы - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 64

Подобие улыбки вспорхнуло на ее губы, она оглядела камеру. Радость несколько омрачилась пониманием, что не будет, вероятно, выхода иного, как разорвать на полосы платок да свить из них прочную веревку… А вот к чему ее привязать? Кровать деревянная, спинка сплошная, никакого крюка. А, есть! На чем-то ведь висит икона, поглядеть надо. Она подтащила стул, взобралась на него. Тут заскрежетал ключ в замке.

Узница спорхнула вниз, и, пока тяжелая дверь неспешно отворилась, она уже сидела, как всегда, забившись в уголок кровати и укутавшись в черный платок.

Сначала вошел караульный солдат и, диковато взглядывая на заключенную, воздвиг на столе рядом с ее кроватью такой огромный шандал, что она растерянно замигала и попыталась отодвинуться от света в самый дальний и темный угол.

Солдат вышел. Появились два гвардейца в низко надвинутых треуголках, в плащах, подбитых мехом, и узница подумала, что на дворе, наверное, очень холодно, может быть, метель метет…

Гвардейцы, заметив ее выражение, быстро переглянулись, потом тот из них, кто был повыше ростом, проговорил голосом хрипловатым и ломким, как у юноши:

– Соблаговолите назвать ваше истинное имя, сударыня.

– Меня зовут Августа-Елизавета, княгиня Дараган, – привычно отозвалась узница, пытаясь рассмотреть лица своих гостей.

– Вы уверены, что сие – ваше настоящее имя? – Голос возвысился, сделался нетерпеливее; узница насторожилась: так могла бы говорить женщина, стараясь выдать себя за мужчину.

Ей понадобилось время, чтобы справиться с собою и ответить елико возможно спокойно:

– Нет. Но прежде чем я назову свое истинное имя и звание, я хотела бы увериться в ваших полномочиях задавать мне подобные вопросы. Разве мало, что я отвечала вчера самому императору?

Гвардейцы помолчали, потом бывший ростом пониже выступил вперед, снимая головной убор. Этому примеру последовал второй. И узница поняла, что ее догадка была верна: перед нею стояли две женщины.

Той, что начала беседу, можно было дать около двадцати, но в чертах ее лица было и впрямь много мужского, словно по ошибке природы: тяжелый лоб, грубоватые челюсти, глубоко посаженные едкие глаза. В манерах ее также обнаруживалась некоторая угловатость, порывистость и очень мало женской грации.

Спутнице, очевидно, перевалило за тридцать. Впрочем, ее лицо выглядело чрезвычайно нежно и моложаво.

При виде сего пленительного лица сердце узницы глухо стукнуло. Она могла бы поклясться, что никогда не видела эту женщину прежде; однако не сомневалась в ее праве задавать самые серьезные вопросы, карать и миловать.

– Думаю, мне нет нужды представляться, – раздался мягкий и приятный голос, в котором едва различим был твердый акцент. – А это княгиня Дашкова, – жест в сторону мужеобразной дамы. – Она вполне в курсе дела, так что можете говорить свободно. Итак, ваше имя?

Узница уверилась в правильности своей догадки. Если вчера здесь был император, то сегодня ее удостоила посещением сама императрица! Это должно, должно было случиться, она дождалась! Наконец. И за кого бы они ее ни принимали, верят они ей или нет, она для них особа достаточно важная, почти ровня, а значит…

– Мое настоящее имя – Августа-Елизавета Романова, я родная дочь покойной императрицы Елизаветы Петровны.

Очень трудно было произнести эти слова с достоинством, сидя в принужденной позе на низкой тюремной кровати, но чего узница ожидала в ответ меньше всего, так это сочувственной улыбки на губах ее коронованной посетительницы.

– Бедное дитя, зачем вы упорствуете в сем заблуждении? Ну сами рассудите, какой в этом прок? Чего вы добиваетесь? Неужто возможно, чтобы коронованный государь принял всерьез никому не ведомую наследницу своего собственного престола? Зачем повторяться, коли могли вчера сами убедиться в несерьезности его отношения к притязаниям какой-то незаконнорожденной особы, которую даже ее матушка не пожелала признать?

– Она не успела, – попыталась возразить узница, однако императрица сурово воздела палец:

– Государыня знала, что умирает, я была при ее кончине, и об Августе-Елизавете она ни слова не молвила.

– Матушка ничего не знала о моей судьбе! Возможно, считала умершею. Гонец мой был перехвачен, так что…

И вновь узницу остановила ироническая улыбка.

– Вы про герра Дитцеля? Ну что ж! Коли он ваш гонец, вы, верно, хотите с ним встретиться?

Узница перевела дыхание так быстро, что заминка осталась никем не замеченной:

– Где же он? Как чувствует себя?

– Герр Дитцель скончался от потрясения, вызванного смертью императрицы Елизаветы Петровны, – сухо ответила Екатерина.

Узница прикрыла глаза. Она видела фелугу, гонимую стремительным ветром, долговязого седовласого человека, который ловил непослушные страницы книги… Она и сама не знала, горе или облегчение овладело ее душою при этом внезапном известии.

– Думаю, – продолжала Екатерина, – в смерти господина Дитцеля равно повинны и та, которая вынудила его отправиться в столь долгое и мучительное путешествие среди зимы, невзирая на его преклонные годы, на слабость здоровья, и тот, кто перехватил его почти у цели и заточил в каземат, не позволив исполнить миссию, кою он почитал важнейшею в своей жизни. Я не берусь судить императора: действия его диктовались государственной необходимостью; скажу лишь, что, по-моему, все можно было сделать иначе… Однако в ту пору он всецело находился под влиянием весьма талантливого «дирижера» Петра Шувалова. Это человек умный, олицетворенная находчивость, также плут и мошенник, интриган из интриганов.

Узница внимала как зачарованная, хотя это имя ей ничего не говорило. Да она и не слышала почти. Все это была одна видимость внимания, на самом же деле в голове билась единственная мысль: «Что теперь делать?!»

– Шувалов слишком многое поставил на воцарение великого князя Петра, чтобы трон без борьбы уступить бог весть кому. А в Италии у него были свои осведомители, обладающие большой властью и возможностями. Они и донесли, что княгиня Дараган внезапно отправилась в Россию. Да и герр Дитцель, умирая, верил, что воспитанница его все ж воротится, а потому на смертном одре снял с себя некую вещицу и просил священника передать ее княгине Дараган. Не желаете ли взглянуть?

Императрица протянула раскрытую ладонь, на которой лежал маленький золотой медальон с цепочкою – прелестное изделие знаменитых флорентийских ювелиров.