– В военное время всякое бывает, – пожал плечами Штерн. – Мне тут от Джоука писулька пришла…
– Да ну? И что он?
– Обещал сегодня вечером скинуть какую-то «бомбу»…
– Я знаю, с чем это связано.
– С чем?
– На Флаксе накрыли огромную базу пришельцев, десятки гектаров площади, представляешь?
– И что там?
– Не знаю, но Джоук наверняка тебе расскажет.
– Нам расскажет, Сэм. Ты приглашен официально. Мне кажется, что в этот раз действительно будет «бомба», и я вызвал всех ключевых лиц. Придется принимать быстрые и нелегкие решения.
– Значит, примем.
– Кстати, я давно удивляюсь, почему тебя еще не выгнали? Ты бываешь трезвым только в пятницу.
– Пятница – конец недели, нужно привести дела в порядок.
– Ну так почему тебя не выгнали, если ты пьян во все остальные дни?
– А кому какое дело, в какие дни я пью, если с работой справляюсь, Клаус? Информация идет, агенты работают, региональные бюро жужжат, аж задница в мыле. Ну кто при таком раскладе живого человека с должности выпихнет?
– Я бы выпихнул.
– За что?!
– Ни за что. В воспитательных целях.
В кабинет вошел Лунц, за ним проследовал официант, который принес чай с вареньем на две персоны.
– А это у тебя что? – спросил у майора наблюдательный Роджерс, указав на «голову аборигена Тото» – чугунную композицию, «курившую» сигареты, что создавало нужную дымную атмосферу, ценимую начальником штаба.
– Это для генерал-полковника, сэр, – ответил Лунц, адресуя Роджерсу короткий кивок. Аборигена он нашел в специализированном магазине для наркоманов с аристократическими замашками. Голова предназначалась для курения опиума и насыщения атмосферы молодежных тусовок, но Лунц приспособил ее для своих целей.
122
Поскольку работы у всех служб было завались, на казарменное положение перешли без всяких приказов. Теперь шел второй час ночи, это время в генштабе называли вечерним.
Штерн накануне принял душ, проспал четыре часа и теперь чувствовал такой прилив сил, что, казалось, мог бы в одиночку выиграть войну.
У Роджерса в здании тоже имелись свои покои, но в кабинет начштаба он заявился в своем обычном состоянии – словно вечнозеленое растение. По нему нельзя было понять, то ли он не спал трое суток, то ли минуту назад проснулся.
– Ну что, я первый? – спросил он. – А где ключевые фигуры, которые ты обещал?
– Они прибудут позже, сначала мы обсудим все с Джоуком.
– Боишься «бомбу» при всех показать?
– А ты бы не боялся?
Роджерс не ответил и прошел на свое излюбленное место – по левую руку от начштаба, в тень сорокалетнего фикуса, который в прошлом году пересадили в кипарисовую кадку.
Оно, конечно, Джоук мог выдумать что угодно – и провокации, и подлоги, но иногда он выдавал такие результаты, что Роджерс даже завидовал ему. Не успели приятели в очередной раз перемыть директору СГБ косточки, как верный Лунц доложил, что Джоук уже в здании.
– Сколько с ним людей? – спросил по интеркому Штерн.
– Трое, сэр. У двоих временный пропуск.
– Экспертов тащит, – предположил Роджерс, распутывая шнурки на ботинках.
– Скорее всего, – согласился Штерн, глядя на город сквозь затуманенное окно. Ночью прошел мелкий дождь, сделав стекла мокрыми, а высоту в десятки этажей превратив в пропасть.
«Страшно», – подумал Штерн, отходя от окна.
Тут дверь открылась и вошли четверо – Джоук, его малоразговорчивый помощник Сазерленд и двое офицеров в плохо сшитых мундирах.
– Присаживайтесь, господа, – сразу предложил Штерн, и гости быстро расселись по местам. Эксперты достали свои разлохмаченные папки, Джоук с отрешенным видом положил руки на стол, а Сазерленд то ли жевал, то ли хотел сплюнуть. Впрочем, главными сейчас были эксперты.
– Если помните, сэр, это…
– Капитан Вупи, – кивнул Штерн. – Я помню его. Он из архивно-исторического отделения.
– С ним его коллега…
– Да-да, не подсказывайте! – поднял руку начальник штаба. – Лейтенант Близдерон?
– Да, сэр, очень приятно, – поблагодарил Близдерон, привставая, и Штерн поразился тому, насколько скверно может сидеть на человеке мундир.
– Слушаю вас, генерал-лейтенант Джоук.
– Сэр, нам удалось перехватить кое-какую информацию. Двое суток ее расшифровывали, а потом редактированием занимались господа из архивно-исторического отделения, и какое счастье, сэр, что его не закрыли.
– Это была инициатива министерства, – заметил Роджерс.
– Я знаю, – ответил Джоук. – Итак, после адаптации полученной расшифровки мы имеем следующий текст. Прошу вас, капитан Вупи.
Вупи поднялся, пошуршал мелко исписанными от руки листками и начал читать:
– «Обращаюсь к вам, тленный прах пространства, изымогучие мугло. Мой чин созвучен генеральному лейтенанту, мой промысел – связь сверхдальних километров, я могу видеть, но я молчалив. Я могу понимать, но мне суждено медленно пить жидкость своих познаний и я не могу применить их в то, что называется нашим общим домом. Поэтому слушайте…»
Почувствовав напряжение слушателей, капитан прекратил чтение.
– Но это же бред собачий, – предположил Штерн.
– Нет, сэр, – возразил Джоук, – это вначале, до адаптации, все звучало как бред собачий, но благодаря этим джентльменам мы получили вполне связный текст. Дальше будет понятнее, слушайте. Прошу вас, капитан, продолжайте.
Штерн с Роджерсом обменялись взглядами. Взгляд Роджерса как бы говорил: «Это обещанная тобой «бомба», Клаус? Можно, я лучше схожу в сортир?»
А взгляд начштаба как бы возражал: «Не торопись с выводами, камрад. Не торопись с выводами».
123
Чтение странного документа продолжалось еще минут двадцать, но ничего понять было невозможно, кроме того, что некий корреспондент жаловался на порядки в какой-то армии, на быстрые перемены – в связи с чем, непонятно. В основном ему не нравилось новое начальство, которое просто поедом ело всех прежних начальников и не признавало их прав. Вот, собственно, и все, что вынес для себя генерал-полковник Штерн к тому моменту, когда капитан Вупи, закончив читать, сел, а генерал-лейтенант Джоук поднялся и одернул флотский мундир, который, по спецслужбовской прихоти, был в этот раз адмиральским.
– Я понимаю, сэр, что все изложенное выглядит несколько сумбурно, но мы провели еще одну обработку текста, где наши специалисты по каждому непонятному слову обращались к капитану Вупи и лейтенанту Близдерону.