Отец отпустил нас и направился туда, где начинался узор. Мы
двинулись следом, и, когда он сделал первый шаг, Люк положил руку на его плечо.
Вскоре мы все, готовые к знакомой борьбе, оказались на Образе. Даже когда
начали подниматься искры, мне тем не менее было намного легче, чем в прошлые
переходы, — возможно, потому, что сейчас кто-то другой прокладывал дорогу.
Образы аллей, засаженных рядами вековых каштанов, заполняли
мое сознание, когда мы, еле передвигая ноги, с трудом преодолевали Первую
Вуаль. Тем временем искры все выше вздымались вокруг нас, и я ощутил силы
Образа, пронзающие мои разум и тело. Вспомнились школьные дни, спортивные
рекорды.
Сопротивление нарастало, и мы склонялись под его мощью.
Чтобы передвигать ноги, требовалось огромное напряжение, и я осознал, что
почему-то оно важнее самого движения. Я почувствовал, как дыбятся волосы, когда
энергетический поток рассекал мое тело. Все же здесь не было ни безумия
Логруса, памятного по тому, первому разу, ни ощущения враждебности, которое
приходилось испытывать в Образе Амбера. Казалось, будто я погружался в глубины
сознания, дружески ко мне расположенного. Появилось чувство какой-то поддержки,
когда я, пробираясь по кривой, преодолевал вираж. Сопротивление было мощным,
искры вздымались так же высоко, как и у других в этом месте, и все же я
каким-то образом знал, что этот Образ относится ко мне совершенно иначе.
Мы пробивали себе дорогу вдоль линий. Мы кружились,
обжигались… Проникновение во Вторую Вуаль было мучительно-медленным испытанием
выносливости и воли. После этого стало легче, и вся моя жизнь явилась перед
мысленным взором, пугая и утешая меня.
Продвижение. Раз, два… Три. Я ощутил, что, если мне удастся
сделать еще десять шагов, появится шанс пробиться. Четыре… Я пропотел насквозь.
Пять… Сопротивление было ужасным. Усилий для стометровки едва-едва хватало,
чтобы продвинуть ногу на один дюйм. Легкие работали как кузнечные мехи. Шесть…
Искры достигали лица, попадали в глаза, окутывали меня целиком. Я чувствовал
себя так, будто превратился в вечный огонь и должен как-то прожечь себе путь в
мраморной глыбе. Я горел и горел, но камень оставался неизменным. Я мог всю
вечность потратить на этот путь. Вероятно, уже потратил… Семь…
Образы уходили. Память улетучилась. Исчезло даже сознание
своего «я». Меня освежевали — осталась лишь чистая воля. Я был действием,
процессом борьбы с сопротивлением. Восемь… Я не чувствовал своего тела. Время
стало понятием потусторонним. Борьба больше не была борьбой, но формой
элементарного движения, рядом с которым ледники развивали дикую скорость.
Девять… Теперь я стал только движением — бесконечным, постоянным.
Десять. Здесь пришло облегчение. У центра опять будет
трудно, но я знал: остаток пути не такой напряженный. Нечто похожее на тихую,
спокойную музыку держало меня на плаву, пока я тащился вперед, поворачивал,
снова тащился. Музыка была со мной, когда я проходил Последнюю Вуаль, а когда я
миновал середину последнего шага, она стала напоминать «Караван».
Там, в центре, мы долго стояли молча, глубоко дыша. Я не был
в точности уверен, что достиг своей цели. Хотя я чувствовал, что, как бы там ни
было, в результате я ближе узнал своего отца.
Клочья тумана по-прежнему плыли над Образом, над долиной.
— Я чувствую себя сильнее, — наконец объявил
Люк. — Да, я помогу охранять это место. По-моему, вполне удачный способ
скоротать время.
— Кстати, Люк, что за послание у тебя было? —
спросил я.
— А, требовалось сообщить, чтобы ты избавил Двор от
своего присутствия, — отозвался он. — Там было опасно.
— Что за опасность, я уже знаю, но там по-прежнему
остаются вопросы, которые нужно решить.
Люк пожал плечами:
— Что ж, таково послание. Абсолютно безопасных мест
сейчас нет.
— Здесь пока проблем не будет, — сказал
Корвин. — Ни одна из Сил не знает в точности, как подступиться к этому
узору или что с ним делать. Он слишком силен, чтобы Образ Амбера мог его
поглотить, а Логрус не представляет, как разрушить его.
— Звучит довольно приятно.
— Хотя, думаю, придет время, когда они попытаются
действовать.
— Ну а пока мы ждем и наблюдаем. Хорошо. Если
кто-нибудь появится, то кто хоть это может быть?
— Вероятно, призраки — такие, как и мы, которфые будут
пытаться побольше узнать или испытать, на что Образ способен. Ты хорошо
владеешь клинком?
— При всей моей скромности, неплохо. А если этого будет
недостаточно, я изучал и Искусства.
— Сталь надежнее, хотя призраки истекают огнем, а не
кровью. А теперь, чтобы выбраться наружу, ты можешь использовать Образ, если
желаешь. Я присоединюсь к тебе чуть позже, покажу, где укрыто оружие и прочие
запасы. Я бы хотел отправиться на небольшую прогулку и оставить тебя дежурить.
— Конечно, — сказал Люк. — А ты, Мерль?
— Я собираюсь вернуться во Двор. Я приглашен на обед к
матери, а затем надо посетить похороны Свайвилла.
— Не исключено, что Образ не сумеет доставить тебя
прямо ко Двору. Уж очень близко к Логрусу. Но ты с ним как-нибудь разберешься.
Или наоборот. Как там Дара?
— Мы давно уже не беседовали дольше нескольких
минут, — ответил я. — Она по-прежнему безапелляционна, надменна и
сверхзаботлива, когда дело касается меня. Еще у меня такое впечатление, что она
впутана в местные политические интриги — точно так же, как и в аспекты
глобальных отношений между Двором и Амбером.
Люк на мгновение закрыл глаза и исчез. Немного погодя я
увидел его рядом с машиной от «Полли Джексон». Он открыл дверцу, скользнул на
пассажирское сиденье, согнулся и занялся чем-то там внутри. Чуть позже до меня
донеслись звуки музыки из радио.
— Похоже на нее, — кивнул Корвин. — Знаешь, я
ведь никогда не понимал Дару по-настоящему. Она явилась ко мне из ниоткуда в
странное время моей жизни, обманула меня, мы стали любовниками, она прошла
Образ в Амбере, а потом исчезла. Все будто в причудливом сне!.. Совершенно
очевидно, что она использовала меня. Многие годы я думал — лишь затем, чтобы
узнать об Образе и подступиться к нему. Но не так давно у меня оказалось
достаточно времени для размышлений, и сейчас я не уверен, что дело лишь в этом.
— Да ну? — удивился я. — А в чем тогда?
— В тебе, — ответил он. — Все больше и больше
я утверждаюсь в мысли, что на самом деле Дара хотела родить сына или дочь
Амбера.