А вечером я сидела в его доме, в уютном уголке около камина,
положив голову на накрахмаленный, несколько пожелтевший от времени антимакассар
[4],
связанный, если не ошибаюсь, еще бабушкой Мадлен (у меня тоже есть нечто
подобное, и мне нравится думать, что ее когда-то связала Николь, «безумная
Николь»). Сидела и, с наслаждением ловя каминный жар (нейлоновые чулки ведь
совершенно не греют, они не для таких холодов, какие стоят нынче!), размышляла
о том, что люди ничего, совершенно ничего не замечают и не видят вокруг себя.
Может быть, это и плохо, но меня это вполне устраивает!
Я благостно улыбнулась и только потянулась к рюмочке ратафьи
[5], которую Мадлен делает непревзойденно, отдадим ей должное, даже лучше, чем
я, как меня посетила мысль, несколько подпортившая мое чудесное настроение:
Николь тоже была уверена, что ее никто не замечает и не узнает. А чем все
кончилось? Кончилось ее последними словами: «Сколько веревочке ни виться…»
И меня вдруг охватило острейшее желание перечитать ее
дневник. Когда-то я знала его чуть ли не наизусть, ну а потом он исчез. Его
спрятал Лазар, но не успел рассказать никому о том, куда спрятал. В старой
тетради, в кожаном, мягком, очень потертом переплете были на последних листках
сделаны его шифровальные записи… для конспирации, так сказать. Мальчишки,
глупые мальчишки, вот кто они были, наши маки́! Мальчишки, заигравшиеся в
опасные, слишком взрослые, жестокие игры! Ну и все исчезло бесследно: и записи
Лазара, и записки Николь.
Сколько раз приходил ко мне Легран, командир Лазара (кстати,
и друг его, потому-то он и знал о нашей связи, знал, что мы любовники, что
Лазар доверяет мне все на свете, даже тайны резистантов), приходил и умолял
найти шифровальные записи. И когда я говорила, что не знаю, где они, он страшно
злился и орал на меня. Иногда начинал размахивать кулаками и, чудилось, едва
сдерживался, чтобы не ударить. Как-то раз за пистолет схватился, за точно такой
же «байярд», какой был у Лазара. Но я только плечами пожала. И вовсе не потому,
что я такая храбрая. Я действительно не знала, куда Лазар спрятал дневник
Николь вместе с шифровальными листами. И до сих пор не знаю! Может быть, знал
Матло, не зря же Лазар кричал перед смертью: «Пусть капитан (то есть Легран)
спросит матроса!» [6]
Они были вместе в тот вечер, когда Лазар мог спрятать
дневник. Но Матло той же ночью погиб – подорвался на мине, которую сам же
ставил на железной дороге. Спросить было уже некого, но Лазар об этом не знал…
Легран обошел потом всех соседей Лазара, к которым тот мог
зайти тем вечером, когда его схватили гитлеровцы. Лазар вместе с Матло был у
Волонтье, своих дальних родственников, у Брюнов (его кузина Маргарет попросила
прочистить водосток над крыльцом, который все время забивался… он так и
продолжает забиваться по сей день, плохо Лазар его прочистил, на него уже все
рукой махнули!), был у Женевьевы, вдовы своего покойного брата. Он часто
заходил к Женевьеве, чтобы поиграть со своим племянником Рене. Многие, как и я,
были уверены, что Рене не племянник, а сын Лазара, а Женевьева как была его
подружкой до свадьбы, так и оставалась любовницей после оной… Но никто не видел
в руках Лазара тетради, никто не замечал, чтобы Лазар что-то спрятал в их доме.
Еще он с Матло ходил к нижним загонам, где держал своих коз старый Марк, и
долго гулял с ним по дорожке, ведущей к старой мельнице. И я, к примеру, думаю,
что спрятал он тетрадь именно там. Если бы мне понадобилось где-то сохранить
секретные документы, я бы точно выбрала старую мельницу!
Сначала Легран со своими маки́, потом я собственноручно
перерыли там все. Я даже заметила поднятый и уложенный на свое место дерн: что
и говорить, Легран искал тщательно. Но ни он, ни я – мы так ничего и не нашли.
И реликвия моей семьи, дневник, который сыграл столь странную роль в моей
жизни, пропал! А ведь я пишу свой дневник именно потому, что так поступала
когда-то Николь Жерарди, моя прапрабабка, вернее, родная сестра моей
прапрабабки по материнской линии. Думаю, она возродилась во мне… А может быть,
наоборот: я существовала в ее теле в те давние времена, когда та часть нашей
семьи, к которой принадлежала Николь, была богата, жила в Париже, когда
превратности судьбы и неудачный брак еще не занесли мою бабку Селин в
бургундскую глухомань. Кстати, меня назвали в ее честь. Вот жалость-то! Я бы
предпочла зваться в честь Николь, но ведь у новорожденных никто не спрашивает,
чего они хотят…
Как же мне не хватает Николь! Конечно, я помню всю историю
ее жизни, но чтение ее дневника было для меня словно бы общением с человеком,
который меня абсолютно понимает и во всем одобряет. Мы с ней совершенно
одинаковые, мы так похожи… Думаю, она порадовалась бы, глядя на меня.
Даже не знаю, чего бы я только не дала, чтобы найти дневник
Николь. И не только потому, что больше всего на свете хотела бы прочесть его
снова. Если он попадет сейчас в чужие руки… это может стать очень опасным для
меня. Слишком во многом следовала я той дорогой, которую проторила Николь! А
впрочем, чего я боюсь? Бедняжка Лазар так ничего и не понял, так и не догадался
о причинах, по которым угодил в засаду, а ведь он читал дневник Николь, он
знал, что мы родня… Легран мог оказаться догадливей и осторожней, мне повезло,
что он тоже ничего не понял, не нашел ни дневника, ни связи… Да нет, вряд ли кто-то
усмотрел бы какую-то связь… Люди глупы, невнимательны и неприметливы.
Вот и великолепно! Меня это вполне устраивает!
Наше время.Тот же день в начале августа, Москва
– Стас? У нас проблемы. Большие проблемы. Слушай, сейчас
запись пройдет, принимай инфу.
«Ваш терминал, который находится на Курском вокзале, не
выдал мне чека на сто рублей, и сообщения о зачислении денег на счет я тоже не
получила, и даже сотрудник ваш, который деньги из терминала изымал, качок в
черной майке, бритый такой, с порезанным ухом, отказался со мной разговаривать
и принимать претензии. Если вы, господа, качаете таким образом деньги из
народа, то это свинство, товарищи! Впрочем, искренне надеюсь, что произошло
случайное недоразумение и скоро я получу сообщение о поступлении денег на мой
счет. Сообщаю мой телефон… Можете позвонить и принести свои извинения!»
– Не понял…
– Чего тут непонятного? Наш терминал на Курском разбомблен.
– Погоди, да я ведь только что…