И тут еще кое-что пришло ей в голову, и она не удержалась от
вопроса:
– Вы говорите, он спрашивал о фамилии Жерарди у всех в
Муляне. А у Брюнов тоже?
– Конечно, – кивнул Жоффрей. – Тогда была еще жива мадам
Маргарет, матушка мсье Брюна, и я отлично помню, что он и ее спрашивал, потому
что у нее была великолепная память, она знала все родословные Муляна чуть ли не
с XIV века. Я на нее очень надеялся и Патрику, помнится, сказал: если уж
Маргарет Брюн не знает о Жерарди, то и никто не знает. Ну так вот она не знала.
В наших краях фамилия не встречалась.
«Но тогда каким образом в дом Брюнов попал дневник Николь
Жерарди?» – чуть не вскричала Алёна. Но удержалась-таки, пусть и с невероятным
усилием.
Ей немедленно захотелось снова заглянуть в невероятный,
волнующий, трагический, интригующий, такой живой, даром что такой древний,
дневник. Ну настолько захотелось, что вот так вскочила бы и убежала. Но не
убежишь ведь одна. Что-то Марина засиделась, девчонок пора спать укладывать,
факт!
Из соседней комнаты послышался детский плач. Алёна с
готовностью вскочила и кинулась туда. Кажется, никогда она не воспринимала
капризы девчонок с таким энтузиазмом, как сейчас. Если дети плачут, значит, они
устали, спать хотят. А стало быть, есть законный предлог смыться из гостей и,
уложив Лизочку с Танечкой, снова уткнуться в дневник Николь Жерарди…
Интересно, знал ли Патрик Жерар о существовании дневника?
Из дневника Николь Жерарди, 1767 год, Париж
Произошла страшная история. Настолько ужасная, что я даже
мадам Ивонн о ней не сказала, хотя та требовала, чтобы я докладывала ей о
каждом своем шаге, о каждом слове господ клиентов. Я должна также сообщать о
малейшем признаке, вернее, даже о малейшем намеке на признак даже самого
незначительного недомогания. Она и понятно – кому охота подцепить дурную
болезнь? Но заведение мадам Ивонн тем и славится, что все девушки у нас
совершенно здоровы. Особенно она печется о тех, кто, как я, играет роль
непорочных девиц. Нас постоянно осматривает доктор, но мадам Ивонн этого мало.
Она делает для нас какие-то отвары, какие-то зелья варит… Мадам Ивонн родом из
Бургундии, в Париж ее привез муж, который, обнищав и промотав все ее приданое,
стал торговать прелестями жены. Вот какой негодяй! Понятно теперь, почему мадам
Ивонн так презирает мужчин. В Бургундии мадам Ивонн жила у своей
бабки-знахарки. Я слышала – служанки в нашем доме шептались, – будто бабку
сожгли на костре за колдовство. Не знаю точно, но мадам Ивонн знает целую кучу
знахарских рецептов. И они помогают! Правда помогают! Как-то раз у одной нашей
девушки началась какая-то сыпь на бедрах. Ох как она перепугалась! Мадам Ивонн
мигом дала ей какие-то настойки, какие-то отвары, и все вскоре прошло. Это было
настоящее чудо! Конечно, господина, после ночи с которым у девушки случилась
неприятность, в дом больше не пускали, несмотря на то что он был очень щедрый,
очень богатый человек. Нет, наша репутация дороже всяких денег, как говорит
мадам Ивонн, и я с ней согласна. И вот что получилось… Боже мой! Я поставила
под удар не только репутацию нашего дома, но и само его существование. Сейчас
мадам истинно в ужасе. Но она не знает, что могут произойти события еще более
ужасные…
Нет, я постараюсь изложить все по порядку.
Мадам Ивонн сказала мне, что прибыл посетитель, который
хочет девушку. Невинную девушку.
– Опять чей-нибудь неверный, толстый и лысый супруг? –
ухмыльнулась я. – И где он хочет ее поиметь? В чистенькой постельке? В чулане?
В карете? На лужайке? На куче мусора под забором?
– На сей раз тебе повезло, – улыбнулась она ласково. – Это
настоящий красавчик. У него такие же чудные черные волосы, как у тебя, только
глаза темные. Сказать по правде, я и сама не возражала бы с ним отправиться
хоть в постель, хоть под забор, но ему нужна именно девица. А впрочем… – Тут
она призадумалась и покачала головой. – Нет… Я бы не хотела с ним переспать. Он
красив, да, но от него ладаном за версту несет. И он знаешь где хочет лишить
тебя невинности? На ступеньках собора. Вот святоша!
– Пресвятая Дева… – Я даже осенила себя крестным знамением.
– Какой же он святоша? Настоящий богохульник!
– Говорю тебе, святоша, – настаивала мадам. – Небось после
того, как согрешит с тобой, наденет власяницу и станет пост держать, а то и
бичевать себя примется. Пари держу, что парень сбежал из монастыря, потому что
его, как святого Антуана, искушения одолели, да только справиться он с ними не
смог.
Сейчас рассказываю и диву даюсь: как я сразу не догадалась?
Как сразу не поняла?!
А впрочем, где мне было понять! Мне и в голову ничего
подобного прийти не могло.
Ну вот… Настала ночь. Я тайком ушла из дому и прибежала к
мадам Ивонн. Теперь я благодарила отца за его скупость, за то, что вся прислуга
у нас была приходящая: за мной просто некому было следить. Мадам Ивонн велела
мне снять одежду и облачиться в длинную белую полотняную рубаху, очень простую,
грубой ткани. Волосы мне распустили, и вид у меня сделался уж до того невинный,
что я сама чуть не прослезилась, глядя на себя в зеркало. Я постаралась
запомнить сиюминутное настроение, вошла в роль, и, когда села в карету, мне не
стоило труда держать глаза на мокром месте. Так, всхлипывая, я и вышла из
кареты на площади Мадлен. Оглянулась испуганно – я была тут одна, возчик сразу
отъехал.
Темная фигура выступила из-за колонн, приблизилась ко мне.
Мужчина был в монашеском плаще. А ведь права оказалась мадам
Ивонн насчет святоши!
Вот монах откинул капюшон, и луна осветила его лицо. Оно и
впрямь было очень красивым и сразу показалось мне очень знакомым. Я
нахмурилась, не в силах вспомнить. Я совершенно точно видела уже этого
человека, но где?
– Как вас зовут? Что вам от меня нужно? – спросила я
испуганно. Того требовала моя роль, но мне и вправду было страшновато.
– Меня зовут Себастьян Жерарди, – буркнул монах и опрокинул
меня на ступеньки.
Я упала неловко, ударилась спиной, и боль в первую минуту
помешала мне вполне осознать то, что я не смогла понять сразу и что наконец
дошло до меня: мужчина – мой брат! Мой брат Себастьян!
Итак, он сбежал из монастыря, чтобы предаться тайному
плотскому греху. И надо же было такому случиться, что шлюха, с которой он
собрался греху предаться, оказалась его сестрой!
А если он узнает меня? Боже мой…
Мне хотелось заорать от ужаса и броситься наутек, но я
только билась на ступеньках, не в силах хоть слово сказать, безотчетно
стискивая покрепче ноги, чтобы пузырь с кровью, свидетельство моей
девственности, из меня не выскользнул.