Венецианская блудница - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 47

Казалось, ее тайный брак с князем Андреем был именно тем событием, коего давно и с нетерпением ожидали все присутствующие, а потому даже те многочисленные юноши, коих сердца, по словам графа Лямина, были этим браком разбиты, горячо желали ей счастья и клялись, что непременно покончили бы с собой или пристрелили счастливого соперника, когда б им не оказался такой достойный и прекрасный человек, как князь Извольский. И вдруг странное, внезапное чувство легонько куснуло Лючию в самое сердце. Это была досада… зависть к сестре, которую она смахнула с шахматной доски своей жизни, будто незначительную пешку, а она, оказывается, была здесь королевой… И права Ульяна: Извольский все равно женился бы на Александре! Даже и без большой любви, но нашел бы с нею чаемое всеми счастье, жил бы спокойно, ровно, без неприятных, потрясающих сюрпризов, вроде тех, которые ему постоянно преподносит Александра-двойник, поддельная Александра, Александра-кукла… Лючия!

Блаженного возбуждения как ни бывало. Вышколенная Фессалоне, она продолжала смеяться и болтать, однако сердце падало при виде того, как приближался ее муж. Лючии стало трудно дышать… но не от страха. Он принадлежал другой, он думал, что женился на другой, Лючия для него – только призрак настоящей Александры…

Она едва не всхлипнула, так он был красив! Синий шелковый камзол был в точности такого оттенка, как его необыкновенные, холодноватые глаза. Эти черты, эти губы… у Лючии руки озябли, и она стиснула их нервным жестом. Рокот толпы вдруг отхлынул, словно штиль внезапно воцарился на море. Ничего не существовало – только этот человек, который медленно приближался к ней.

Что это? Было с ней такое когда-нибудь? Какое название дать этому томительному, всепоглощающему чувству? Долго-долго смотришь – и не рассуждаешь, не понимаешь ничего, чувствуешь только, что какие-то блаженные волны затопляют душу, что жизнь кажется бесконечно-прекрасной, – и все это при взгляде на человека, который идет к ней… на своего мужа!

Лючия вонзила ногти в ладони, пытаясь прийти в себя. Он ее муж! Он принадлежит ей отныне и вовеки, аминь, меж ними в том дана нерушимая клятва, к счастью нет никаких препятствий, кроме одного… ну уж надо постараться смести и это последнее!

Ничто так не взбадривало Лючию, как предощущение опасности, а поэтому она встрепенулась – и встретила князя блеском глаз, и светом улыбки, и не замедлилась с ответом, когда он воскликнул, старательно маскируя тревогой раздражение от того, что умысел его провалился:

– Вы все же явились здесь! Боже, как это неосторожно! Едва не погибнув…

– Погибают люди только от трусости, – усмехнулась Лючия. – А мне бояться нечего!

И, как в Фотиньином трактире, она залилась смехом – тем чарующим смехом, который способен был заставить встрепенуться самое холодное сердце! Но этот смех был передовым отрядом ее обороны, ибо если там, в трактире, к Лючии приближалась Судьба в виде князя, то сейчас она приняла уродливое обличье Евстигнея Шишмарева.

Ну, наконец-то пришел черед сделать то, ради чего Лючия вернулась.

Стюха был, несомненно, доволен появлением княгини Извольской, да что – он был неприкрыто счастлив: наконец-то прибыла его сообщница и задуманная месть свершится! Шишмарева даже передергивало от нетерпения, и Лючия вообразила, что он прямо тут же обрушится на князя со своими разоблачениями, однако граф Лямин, человек опытный, вероятно, что-то почуял своим светским нюхом – и дал знак на галерею свесившемуся оттуда дирижеру, который высматривал каждое движение своего господина.

Грянула музыка. На сей раз, однако, это не был слаженный, торжественный хор рогов – по залу раскатились, звеня и словно бы подпрыгивая, звуки аллеманда, и всем, кто их слышал, захотелось немедленно слиться с этой музыкой.

И тут первый раз мелькнуло у Лючии подозрение, что граф Лямин был наслышан об интриге и сейчас предпринял все, что в его силах, дабы избежать скандала. Нет, конечно же, он не был посвящен в подробности позорной авантюры, однако оказался слишком искушен, чтобы не заметить напряженности в позе дамы, отвращения на лице князя, мстительных искр во взгляде Шишмарева… а потому немедленно перестроил ситуацию, бросив всех троих – и себя в придачу! – в круговорот аllemande a la Louis XIV. От традиционного аллеманда, пришедшего во Францию через Эльзас из Германии и характерного приличной вежливостью (обычно звучала музыка Баха и Генделя), французский аллеманд отличался большей скоростью в смене па, большим разнообразием грациозных и красивых жестов, а главное, тем, что его танцевали втроем: одна дама и два кавалера. Рассказывали, что при дворе страстного Короля-Солнце один кавалер (король) танцевал с двумя дамами, но возможно, это были всего лишь разговоры. А здесь, на балу, чреватая опасностью картинка теперь выглядела так: к молодой княгине Извольской спешат три кавалера наперебой. Хоть они с князем Андреем и были молодоженами, однако дурным тоном почиталось в обществе танцевать с супругом вместе, а поэтому Лючия подала руки графу Лямину и Шишмареву и вошла с ними в ровную линию танцующих.

Фигура графа была первая, и пока они с Лючией сходились и расходились под прелестную музыку Люл-ли, он, верно, заметил, как взволнованно оглядывается она на мужа, который танцевал с весьма красивой, хоть и чрезмерно дородной, на взгляд Лючии, брюнеткою, и сказал с отеческой ласковой улыбкою:

– Не тревожьтесь, дитя мое. Ваш супруг подчинен приличиям, а дай ему волю, он вручил бы только вам заветное яблоко с надписью – «Прекраснейшей».

– Вы так думаете? – благодарно улыбнулась Лючия.

– А вы – нет? – изумился граф, и Лючия прикусила язык: да разве может новобрачная высказывать сомнения в своем супруге, особенно если их женитьба была столь блистательно-романтической, как у Извольского с княжной Александрой? Вот именно – с Александрой! Не забывай, кто ты теперь!

Она очень просто вернула мысли графа в нужное направление, улыбнувшись ему одной из тех многообещающих улыбок, которые итальянки раздают без стеснения, считая их чем-то вроде корсета и тесной обуви, то есть обязательными для приличной женщины. Граф Лямин даже засмеялся от удовольствия:

– Ах, как изменил вас брак, милая моя Сашенька! Вы были прелестным, маленьким, нераспустившимся шиповничком – теперь вы обратились в дивную розу, спрыснутую утренней росою. Право, если бы я не знал вас с самого детства, то теперь поручился бы, что вижу совсем иное существо, волшебным образом принявшее знакомый мне облик.