Венецианская блудница - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 29

Она от злости даже запамятовала имя пана Казика, но Чезаре смекнул, о ком речь, и, схватив жалкого своего спутника за ворот, так запрокинул его голову, что обнажилась жирная, дряблая шея.

– Одно ваше слово, синьорина, и человека, посмевшего оскорбить вас, сейчас не будет в живых, – выхватив стилет, произнес он таким ровным, бесстрастным, мертвенным тоном, что Александра сразу поверила ему – и сама растерялась, замахала руками, залепетала:

– Да что вы, пустите его! Господь с вами!

Чезаре отшвырнул обмершего пана Казика и вдруг сам рухнул на колени:

– Молю вас, вернитесь, сударыня! Моя жизнь в ваших руках!

– Забавно, да? – сухо усмехнулась Александра, уже жалея, что не продлила хотя бы еще чуть-чуть мучений своего несносного «кавалера», тем более что это, пожалуй, все-таки был фарс. – Все время моя жизнь была в ваших руках, а теперь ваша – в моих. Для разнообразия, мне кажется, это совсем неплохо! Придется вам сказать своему господину, что уронили добычу в одну из альпийских пропастей. Придется, конечно, ему погоревать, да что ж, такова судьба!

Александра оглянулась. Да, похоже, и впрямь выпало ей искать спасение в бездне. Змеи утратили к ней всякий интерес, словно бы мгновенно свыклись с нею. Может быть, их убийственные инстинкты парализует то, что жертва совершенно не чувствует перед ними страха? Она ведь и смотрела на них всего лишь как на одно из орудий смерти. Да, пропасть предпочтительнее. Умирать от яда, наверное, мучительно. А удар о камни убьет ее мгновенно.

– Клянусь вам чем угодно, синьорина! – Голос Чезаре дрожал.

Александра только усмехнулась, вспомнив свою клятву:

– Простимся, синьор. Поверьте, самая ужасная смерть для меня предпочтительнее позора, которым рано или поздно окончится общение с вами. Конечно, я надеялась на благоразумие и милосердие синьора Лоренцо, который сразу поймет, что вы совершили ошибку и я вовсе не Лючия Фессалоне, однако мои надежды добраться до него нетронутой, неоскверненной, кажется, тщетны! А позволить, чтобы вы растоптали мою жизнь своими грязными ногами, – этого я не могу. Надеюсь, бог простит меня за мой выбор.

И, не особенно выбирая, куда ступить, потому что змеи расползались с ее пути с некоторой даже брезгливостью, она двинулась к ближайшей пропасти, когда позади раздался такой вопль, что Александра невольно подпрыгнула и обернулась.

Кричал пан Казик, уже пришедший в себя, но явно собиравшийся снова рухнуть в обморок от зрелища того, как Чезаре, приставивший стилет к своей шее, медленно вонзает его кончик в кожу – медленно, но достаточно глубоко, чтобы алая кровавая змейка уже поползла по его плечу.

Александра нахмурилась. Самоубийство, спасшее от бесчестия, господь ей, конечно, простит, но жизнь другого человека, прихваченную с собой… пусть даже жизнь ее мучителя…

– Итальянская комедия? – ехидно спросила она, и оскорбленный Чезаре с силой вырвал нож из раны:

– Клянусь, что нет!

– А вы не клянитесь – лучше продолжайте! – с ненавистью выкрикнула Александра, у которой от вида крови подогнулись ноги.

– Я еще не теряю надежды воззвать к вашему милосердию! – простер руки с зажатым в них окровавленным стилетом Чезаре – и затараторил, не давая Александре слова молвить: – Синьора, синьора, вы не знаете моего господина! Моя матушка была его кормилицей, он мой молочный брат, однако же моя жизнь в его руках, я принадлежу ему, ибо он выкупил меня от мавров, к которым я попал в плен. Не выполнить его волю, желание, осуществлению которого он посвятил жизнь, – для меня не просто смерть: это бесчестная, подлая смерть неблагодарного негодяя. Позор мой падет и на мою матушку, которая любит синьора Лоренцо, как собственного сына! На всю мою семью! Вы сказали, что верите в справедливость и милосердие моего господина, – может статься, вы и правы. Может статься, вы сможете убедить его, что безгрешны, безвинны пред ним. Ради бога, ради всех милосердий!.. Моя мать…

Он нагнул голову, издавая какие-то влажные задыхающиеся звуки, и Александра с трудом поверила себе, поняв наконец, что Чезаре… плачет.

***

Лучше бы он убил себя на ее глазах! Зрелище чужого унижения было всегда нестерпимо для Александры – нестерпимо настолько, что она среди своих дворовых людей слыла гордячкою: не могла терпеть заискивания, всегда отдергивалась от подобострастных поцелуев в плечико, а причитания вроде: «Красавица, золотая ты наша, матушка, заступница бриллиантовая!» – норовила прервать и не терпела долгих проявлений благодарности. Вот и сейчас: вид плачущего Чезаре разозлил ее и обессилил. Как на крыльях, улетела от нее блаженная, так недавно и, увы, так ненадолго обретенная свобода. Она снова попала во власть этого человека – вернее, своей жалости к нему, и, отмахнувшись от близости сладкого забвения, от разочарованного змеиного шипения, торопливо, боясь раздумать, пошла к каменному мостику.

– О, милостивая синьорина… – пролепетал, всхлипывая, Чезаре – и тут же захлопнул себе рот рукой, увидев, что Александра остановилась, и решив, будто спугнул удачу.

Но нет, она остановилась не потому, что разочаровалась в своем великодушном порыве. Просто увидела, как страшно узок и опасен тот путь, по которому ей предстоит идти…

Совершенно непонятно, как удалось перебежать по этой каменной нитке, почти не глядя себе под ноги: ведь с обеих сторон зияют чудовищные провалы! Александра, которая только что была озабочена выбором, которую из трех гибельных бездн предпочесть, вдруг затопталась на месте, не решаясь идти вперед и чувствуя: один неверный шаг – и уже больше ничего выбирать ей в жизни не придется.

Чезаре сделал движение броситься ей на помощь, но замер, мгновенно сообразив то, что было понятно и ей: двоим идти рядом, поддерживая друг друга, невозможно, тесно; ему идти перед Александрой или сзади – какая польза? Держать ее крепко, как следует, он не мог бы, привязать к себе – тоже: при малейшей оплошности оба полетели бы в бездну… Вся эта сумятица страхов и сомнений мгновенным вихрем пронеслась в голове Александры, и ноги у нее задрожали, трепет прошел по телу… И вдруг ее осенило: она опустилась на четвереньки, потом легла плашмя и, растянувшись на каменной тропинке, бывшей кое-где даже поуже ее тонкого тела, медленно поползла вперед, изредка приостанавливаясь, но не для передышки, а чтобы смахнуть слезы с глаз: ведь она добровольно, из чистого – и глупого, как она сама понимала, великодушия, предавала себя в руки врага!

Наконец бесконечный путь ползком кончился, и Александра благополучно переместилась на скалистую площадку, где стояли Чезаре и пан Казик.