Последнее лето - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 106

Небось не столкнешься, коли встреч не ищешь! Русановы не пытались увидеться с Лидией, потому что знать не знали о ее возвращении. Она же не могла простить обиду. Правда, на Олимпиаду ей не за что было обижаться, это уж она просто злобствует (Лидуся ведь всегда была малость озлобленная, в отличие от очаровашки Эвочки и простодушной Оленьки). Пожалуй, кабы не просьба Игнатия Тихоновича…

Олимпиада села, прижав к груди руки. Стоило ей начать думать про Аверьянова, как у нее стеснялось дыхание. Что ж он с собой сделал, страдалец? Как завершил свои счеты с жизнью? Дюков пруд близ Звездинки, в Верхней части, озера Мещерское, Баранцево и Круглое, неподалеку от Самокатской площади, все были уже обшарены на предмет обнаружения мертвого тела. Искали его и в сормовских прудах да озерах. Не нашли. Ну, надо думать, что Аверьянов правду написал в своей прощальной записке: уйдет-де в скит, там и будет коротать два месяца, оставшиеся, по мнению врачей, ему до смерти. И то приписал еще, что два месяца – это небось слишком щедро, что покинет он сей мир куда раньше.

Уходя из мира, уходя из жизни, Аверьянов совершил поступок, который сегодня чуть с ума не свел Русановых, а буквально завтра, когда станет известен другим, сведет с ума Энск. Все свои деньги (два с небольшим миллиона рублей в ценных бумагах, золоте и наличных деньгах) он перевел в собственном же банке на счета, открытые им на имена Александры Константиновны и Александра Константиновича Русановых. Отныне младшие Русановы сделались одновременно держателями основных ценностей банка и владельцами его самого. Они даже получали право единовременного и полного изъятия денег и ценностей и закрытия банка! На небольшое имение близ Балахны Аверьянов подписал дарственную семье покойного брата. На имя Марины была переписана купчая на землю, на которой стоял дом на улице Студеной, ну и бумаги на право владения самим строением, конечно. Оставлена была в банке (отныне принадлежащем брату и сестре Русановым!) и небольшая сумма, из которой Марине ежемесячно на протяжении пяти лет должно было выплачиваться скромное содержание. Увеличить ее, продав дом, она не имела права без согласия новоявленных банкиров, потому что в банке содержалась закладная как на дом, так и на землю. То есть продажа дома банковский капитал уменьшала и выводила из оборота очень крупную сумму. Не всякий согласится! То есть выбора у Марины не оставалось: жить – живи сколько хочешь. Продать – не моги.

Честно говоря, Олимпиада Николаевна не больно-то разбиралась во всем этом финансовом крючкотворстве. Однако Константин, долго изучая дарственные бумаги, сказал: все оформлено так, что не подкопаешься даже при желании! Для оформления Аверьянов обратился к лучшему нотариусу, обойдя Русанова. Оно и понятно – хотел до времени сохранить секрет. Наверное, опасался, что Константин Анатольевич станет возмущаться, протестовать…

Олимпиада Николаевна, между прочим, в том очень сомневалась. Разве что для виду Константин потрепыхался бы, а на самом деле… Нет, ну кто в здравом уме и твердом рассудке откажется от двух миллионов, которые отныне будут принадлежать твоим обеспеченным, но далеко не богатым детям?! А вестницей этой новости Аверьянов выбрал Лидию… Что за чудеса, что за непонятности!

Нет, как все-таки неприятно в жизни устроено: в каждой бочке меда непременно есть своя ложка дегтя. Ну чего бы стоило Игнатию Тихоновичу устроить все как-то поделикатнее? Зачем, скажите на милость, непременно нужно было Лидию вмешивать? Прислал бы Константину бумаги через своего поверенного… Или он непременно желал примирения в дорогом ему семействе? Но какое же тут могло быть примирение? Лидия выполнила свою роль, принесла благую весть – и все, больше некогда близким людям делать друг с другом рядом нечего.

Какое счастье, что она оказалась весьма тактична, не стала затягивать визит и уехала обратно в свое Сормово, сославшись на поздний час! Разумеется, Олимпиада Николаевна усиленно зазывала сестру приезжать в любое время, когда ей заблагорассудится, ну а Лидия так же усиленно приглашала в гости в Сормово, однако та и другая отлично знали, что родниться не станут и в гости друг к дружке бегать (вернее, ездить) не будут.

Спасибо, конечно, Игнатию Тихоновичу: он снова свел Лидию и Русановых, ну а сделать большее было уже не в его силах. Чужие люди, что и говорить!

Итак, размышляла Олимпиада Николаевна, Сашенька – по выходе замуж, Шурка – по достижении совершеннолетия (через шесть лет) сделаются очень богатыми людьми. Пока же предстояло жить как прежде, и Константин Анатольевич, быстрее всех оценивший случившееся, вообще предложил молчать, никому ничего не говорить о внезапно привалившем богатстве. Тем более что досталось оно Русановым в обход, так сказать, законной аверьяновской наследницы… Любой и каждый теперь может бросить в адрес Русановых: Маринку, мол, обобрали!

Да ведь они не знали! Даже не подозревали!

Можно, конечно, отказаться… Или нельзя? Нет, кажется, нельзя: право полного распоряжения капиталами начинается для Саши именно со дня замужества, а для Шурки – с совершеннолетия. При всем желании ничего для Марины не сделаешь!

Почему так поступил Аверьянов? Почему обобрал родную дочь? За что так наказал?

Олимпиада Николаевна открыла глаза и сердито посмотрела на лунный луч, который назойливо льнул к лицу.

– Да не знаю я! – сказала ему сердито, как живому, приставучему существу. – Не знаю, не понимаю ничего! – И отвернулась к стенке, зажмурилась изо всех сил: – Все, спать! Спать!

Уснула она, конечно, только под утро и все бока отмяла, ворочаясь.

Конечно! Разве от таких новостей уснешь?!

* * *

...

«Петербург. В светских кругах произвел сильное впечатление слух о том, что И.Л. Горемыкин при обсуждении законопроекта о городском самоуправлении в Царстве Польском выступил в защиту польского языка».

...

«Наследник цесаревич назначен шефом казачьего полка».

Санкт-Петербургское телеграфное агентство

...

«Обсуждая вопрос о локаутах и забастовках, мы находим, что зло коренится в полной неразработанности рабочего вопроса. Следует, в частности, помнить, что заводы, где так процветают забастовки, принадлежат в большинстве случаев иностранным капиталистам, руководятся иностранной администрацией, а рабочие – русские, к интересам и нуждам которых иностранцы глубоко равнодушны.

Не следует забывать, что общий лозунг нашей промышленности в последние годы – искусственное сдерживание развития производства в целях дальнейшего взвинчивания цен на произведенные предметы. Кому-то выгодно забастовочное движение, кто-то на нем выигрывает!»

«Новый экономист»

* * *