Око Судии - читать онлайн книгу. Автор: Р. Скотт Бэккер cтр.№ 73

Великая Ордалия. Сущность столь необъятная, что даже горизонт не мог вместить ее. А для мальчишки на пороге взросления — сущность, которая заставляла чувствовать даже не смирение, а униженность.

Какая доблесть может пребывать в этом тщедушном существе?

Официально Отряд Наследников гордо именовался одним из лучших подразделений среди кидрухилей, но неофициально всем было известно, что ее назначение по большей части церемониальное. Сила аспект-императора, или, что важнее, молва о его силе, была столь сильна, что правители, на которых не распространялась его власть, посылали к нему сыновей в качестве залога верности своему союзу с Новой Империей. Молодые люди были наблюдателями, пожалуй, даже пленниками, но не считались воинами — и ни в коем случае не Людьми Ордалии.

Для Сорвила это положение стало источником множества противоречивых чувств. Мысль о битве горячила кровь — сколько он в свое время досаждал отцу, прося взять его с собой на войну? Но в то же время, ощущение позора — возможно, даже предательства, — от того, что он идет под знаменами своего врага, попеременно то отдавалось ужасом в поджилках, то сжимало сердце невыносимым стыдом. Иногда он ловил себя на том, что гордо любуется своим мундиром: отделанной кожей юбкой тонкой работы, мягким мехом перчаток, вычеканенными на панцире переплетающимися узорами и к тому же белым плащом, признаком принадлежности к касте знати.

Сколько Сорвил себя помнил, предательство он считал определенным явлением. Либо оно состоялось, либо не состоялось. Либо человек верен своей крови и своему народу, либо нет. Но теперь он начинал понимать, что предательство бывает слишком непростым, чтобы считать его просто событием. Оно как болезнь… или как человек.

Оно оказалось слишком хитроумно, чтобы не обладать собственной душой.

Во-первых, оно подползает, но не как змея или паук, а как пролитое вино, просачивается в трещины, все окрашивает своим цветом. Любое предательство, пусть даже самое простое, порождает новые предательства. И обманывает само, выставляя себя при этом ни больше ни меньше, чем здравым смыслом. «Подыграй, — говорило оно ему. — Притворись одним из кидрухилей — притворись, чего тебе стоит». Мудрый совет. Так, по крайней мере, казалось. Он не предостерегал тебя об опасности, о том, что каждый лишний день притворства высасывает из тебя решимость. Он умалчивал, что притворство мало-помалу превращается в естественность.

Сорвил старался сохранять бдительность и глубокими ночами предавался самобичеванию. Но как трудно, как же трудно было помнить ощущение уверенности.

Наследников была едва ли сотня, это была наименьшая из трехсот с лишним рот кидрухилей. Их не покидало странное чувство, что они — щепка, зажатая в исполинском кулаке, чужеродный элемент, приносящий только воспаление и раздражение. В кидрухили отбирали по умениям и воинственному духу. Главным, что ненавидели кидрухили в Наследниках, был недостаток веры. Хотя офицеры неизменно старались соблюсти видимость дипломатических приличий, их солдаты все понимали, и в отношениях сквозило общее презрение — а иногда и откровенная ненависть.

Но если Наследники были изгоями в рядах кидрухилей, то Сорвил еще в большей степени был изгоем среди Наследников. Естественно, все знали, кто он. Темой для разговоров внутри роты стал бы любой сын Сакарпа, тем более сын убитого короля страны. Двигала ли ими жалость или презрение, но в их взглядах Сорвил видел истинное мерило своего позора. И по ночам, когда он лежал, одинокий и несчастный, у себя в палатке и слушал, как другие болтают у костра, он был уверен, что понимает вопросы, которые вновь и вновь произносили они на своих странных языках. Кто этот мальчик, который едет воевать за тех, кто убил его отца? Откуда такой малодушный идиот, этот «навозник»?

На исходе его шестого дня пути, когда Порспариан снимал с него снаряжение, через полог шатра просунул голову пепельно-бледный чернокожий человек и попросил разрешения войти.

— Ваша милость… Я Оботегва, старший облигат Цоронги ут Нганка’кулла, наследного принца Высокого Священного Зеума.

С этими словами он пал на колени и, опустив подбородок к груди, сделал три витиеватых движения руками. Он был одет в тончайшие шелка, мягкий желтый камзол изящно расписывали черные цветочные узоры. Эбеновый цвет его кожи, поблескивавшей в угасающем свете дня, потряс Сорвила: до прихода Священного Воинства он никогда не видел сатьоти. Редеющие седые волосы и начинающаяся чуть ли не от самых глаз борода гостя были коротко подстрижены, повторяя очертания его круглой, как яблоко, головы. И в его голосе, который хотя и был тонок, но звучал с простоватой хрипотцой, и в его осанке проступали откровенность и прямодушие.

Как сын обособленно живущего народа, Сорвил плохо понимал этикет общения между нациями. Даже его отец, бывало, терялся, не зная, как обращаться с первыми злосчастными посланниками аспект-императора. Сорвил растерялся от вычурного представления гостя и был смущен его владением сакарпским языком. Поэтому у него получилось то, что получается в подобных ситуациях у всех молодых людей: он сел в лужу.

— Чего тебе? — брякнул он.

Облигат поднял голову, явив улыбку мудрого дедушки.

— Мой хозяин и повелитель просит доставить ему удовольствие, разделив его общество у костра, ваша милость.

Пылая щеками, юный король принял приглашение.

О чернокожих людях Сорвил знал только то, что они родом из Зеума, древнего и могущественного государства далеко на западе. О Зеуме же он знал только то, что там живут чернокожие люди. Цоронгу он приметил еще раньше, и во время общих сборов, и во время учений. На этого человека трудно было не обратить внимания, даже среди многочисленной свиты его чернокожих сородичей и сопровождающих его слуг. Люди, рожденные властвовать, часто выделяются среди других, не только внешностью, но и поведением и манерами. Некоторые чванятся своим положением — или кичатся от одного самодовольства. Хотя Цоронга тоже держался сообразно своему статусу, он не демонстрировал его чересчур откровенно. Достаточно было просто взглянуть на него и его спутников, и было понятно, что среди них он первый, как если бы высокий ранг обладал неким зримым оттенком.

Оботегва ждал снаружи, пока Порспариан заканчивал одевать молодого короля. Все это время старый раб-шайгекец что-то вполголоса бормотал, время от времени в упор глядя на своего господина суровыми желтыми глазами. Словами ли, жестами ли Сорвил выспросил бы у него, что не так, но сейчас его мыслями владело слишком много тревог. Чего хочет этот Цоронга? Поразвлечь свою шайку? Дать приятелям урок, показав живой пример тому, какой подлой может быть кровь знати?

Сорвил поглядывал на своего загадочного раба, хмуро поправлявшего его мундир, и едва сдерживал внезапно возникшее, безумное желание закричать. Никогда в жизни он еще не оказывался в полнейшей неопределенности. Она мучила его, как пробирающая до костей лихорадка души. Он повсюду сталкивался с незнакомым, иногда — удивительным, иногда — кощунственным, иногда — просто непривычным. Он не знал, чего от него ждут — другие, честь, его боги…