Большая грудь, широкий зад - читать онлайн книгу. Автор: Мо Янь cтр.№ 101

Тем временем малышок рукой махнул и песку ему в лицо — раз! Глаза-то и засыпал. А сам подкрался сзади, как тать, да гранатой ему по башке. Голова и развалилась, как арбуз.

Столько всего происходило вокруг в тот день, что и с десятью парами глаз не углядишь и десятком ртов не расскажешь. Солдаты в касках шли в атаку волна за волной, но хоть и полегло их немало, прорваться им так и не удалось.

Тут в ход пошли огнемёты, песок под струями огня плавился и превращался в стекло. Снова прилетели воздушные корабли. На этот раз они сбросили большие блины, пирожки с мясом, а ещё разноцветные банкноты. К вечеру обе стороны вымотались окончательно, и установилось некоторое затишье. Но вскоре бой возобновился с новой силой, всё вокруг залило багровое зарево, а промёрзшая земля, усыпанная тушками запуганных до смерти диких кроликов, начала оттаивать.

Ружейная и пушечная канонада не смолкала ни на минуту, в небо беспрерывно взмывали ракеты, освещая его так ярко, что было больно смотреть.

На рассвете солдаты в касках группами и по одному стали поднимать руки и сдаваться.

Утром, в первый день нового, тысяча девятьсот сорок восьмого, года наша семья из пяти человек и моя коза осторожно перешли по льду Цзяолунхэ и вскарабкались на дамбу. Мы с Ша Цзаохуа помогли старшей сестре затащить тележку. Стоя там и глядя на искромсанный снарядами лёд, на плещущую в огромных пробоинах воду, мы благодарили судьбу за то, что никто из нас не провалился. Солнце уже осветило поле боя к северу от реки. Над ним ещё висел пороховой дым, раздавались крики и радостные вопли. То и дело вспыхивавшая перестрелка доказывала, что на пустоши ещё кипит жизнь. Повсюду, как ядовитые грибы, валялись каски. Я вспомнил про братьев-немых. Матушка положила обоих в воронке от снаряда, даже землёй не присыпала.

Оглядевшись, мы обнаружили, что деревня наша отнюдь не превратилась в груду развалин — чудо, да и только. Церковь на месте, мельница тоже. А вот от крытой черепицей усадьбы Сыма Ку осталась лишь половина. Наш дом с пристройками тоже устоял, правда один шальной снаряд пробил в крыше здоровенную дыру. Мы вошли во двор, поглядывая друг на друга, словно чужие, а потом обнялись и разревелись — матушка первая.

Наши рыдания неожиданно прервал плач драгоценного Сыма Ляна. Подняв головы, мы увидели, что он сидит на абрикосовом дереве, свернувшись, как енот, и укрывшись собачьей шкурой. Матушка протянула к нему руки, он спрыгнул с дерева и струйкой чёрного дыма скользнул в её объятия.

Первый большой снегопад мирного времени запорошил трупы. По снегу расхаживали голодные дикие голуби, и их безрадостные крики звучали как безутешные всхлипывания вдов. Утреннее небо после снегопада походило на глыбу прозрачного льда; алел восток, восходило солнце, пространство между небом и землёй простиралось бескрайней золотистой глазурью. Люди выходили из домов на покрытые снегом просторы, где дыхание превращалось в розоватую дымку, ступали по белоснежной пелене, вели скот и несли товар на продажу. Все направлялись на юг, двигаясь по краю полей на востоке деревни. Перебирались через богатую раками и моллюсками Мошуйхэ и поднимались на ничем не примечательную возвышенность площадью около пятидесяти му. Народ спешил на снежный торжок — восхитительное действо дунбэйского Гаоми, когда на снегу шла торговля, совершались жертвоприношения и проводились традиционные обряды. В ходе этого действа все слова и мысли нужно было держать за зубами, потому что раскрывший рот мог навлечь беду. На снежном торжке разрешалось лишь смотреть во все глаза, нюхать, трогать руками, делать про себя выводы из полученного опыта, но только молча. О том, что именно могло случиться, если вдруг заговорить, никто никогда не спрашивал и никто никому не рассказывал, будто все и без того это знали.

Уцелевшие после обрушившихся на Гаоми бедствий — в основном женщины и дети — тянулись по снегу на высотку, приодевшись по-праздничному. Студёный снежный дух покалывал ноздри, и женщины закрывали носы и рты широкими рукавами курток. Хотя, на мой взгляд, прикрывались они не от стужи. На самом-то деле они просто боялись проронить хоть слово. Далеко вокруг разносился скрип снега под ногами, и в отличие от людей, которые блюли свою негласную договорённость, скотина кричала на все лады: блеяли козы, мычали коровы, ржали пережившие кошмары боёв старые лошади и покалеченные мулы. Бешеные псы раздирали когтями трупы и выли по-волчьи, подняв морды к солнцу. Не сбесился в деревне лишь один слепой пёс. Он плёлся по снегу за своим хозяином, стариком-даосом Мэнь Шэнъу. Там, на высотке, стояла пагода из позеленевших от времени кирпичей, а перед ней — тростниковая хижина из трёх комнатушек, в которой и обитал старый даос. Ему было уже сто двадцать лет, он практиковал би гу [125] и, по слухам, уже лет десять обходился без пищи, поддерживая себя исключительно росой, как древесные цикады.

В глазах деревенских жителей Мэнь Шэнъу был получеловек-полунебожитель. Передвигался он неслышно, лёгким, стремительным шагом. Голова голая, как электрическая лампочка, седая борода окладистая и густая. Губы как у мулёнка, а зубы отливают жемчужным блеском. Красноносый и краснощёкий, седые брови длинные, как маховые перья ворона. Каждый год в день зимнего солнцестояния он приходил в деревню, чтобы выполнить своё предназначение — выбрать снежного принца на ежегодный снежный торжок, или, точнее сказать, на праздник снега. Во время снежного торжка снежному принцу полагалось исполнить ряд священнодействий. За это можно было получить материальное вознаграждение, и каждый в деревне надеялся, что выбор падёт на мальчика именно из его семьи.

В тот год снежным принцем стал я — Шангуань Цзиньтун. Обойдя все восемнадцать деревень Гаоми, Мэнь Шэнъу остановил свой выбор на мне, — стало быть, я человек непростой. Матушка так обрадовалась, что не сдержала слёз. Когда я выходил на улицу, женщины поглядывали на меня уважительно. «Снежный принц, а снежный принц! И когда со снежком будем?» — сладкоголосо спрашивали они. — «Не знаю я. Почём мне знать, когда он пойдёт!» — «Это снежный принц и не знает, когда снег пойдёт? Ага, ясное дело: не моги выдавать небесные тайны!»

Все надеялись на снег, а больше всех конечно я. За два дня до праздника к вечеру небо затянуло плотными багровыми тучами, а накануне после полудня снег таки пошёл. Сначала небольшой, потом сыпанул вовсю, крупными, как гусиный пух, снежинками и пушистыми шариками. Снежные заряды повалили беспорядочной массой, и всё небо заволокла непроглядная круговерть. Из-за снегопада даже стемнело раньше обычного. Из болотистых низин послышались крики лисиц, по улицам и проулкам с воем и стенаниями носились невинно погибшие души. Тяжёлые хлопья снега застучали по бумаге окон, а пристроившиеся на подоконниках белые звери колотили по ставням большими пушистыми хвостами. Спал я в ту ночь беспокойно, с множеством необычных видений — не разберёшь, где правда, где выдумка. Начнёшь рассказывать — может показаться, что ничего необычного в них и нет, так что, пожалуй, лучше промолчу.