– Как вы думаете, долго продлится ее болезнь?
Священник пожал плечами.
– Сифилис – непредсказуемый недуг, сын мой. Слава Богу, что графиня оказалась здесь, а не в сырой тюремной камере.
– Вы правы.
Священник похлопал маркиза по плечу.
– Но мне кажется, милорд, что графиня не доживет до Святок. Ее организм истощен, она находится на грани безумия. Судя по всему, ее конец близок, сын мой. И супруг графини это знает.
Нэш еще больше помрачнел.
– По-моему, Монтиньяк не слишком-то огорчен болезнью жены.
– Монтиньяк – развратный человек, милорд. Его пороки являются следствием слабости плоти. Он отравляет все, к чему прикасается. Ваш брат должен держаться подальше от него.
Нэш усмехнулся.
– Выходит, графиня все же успела распространить сплетни? Она получала большие деньги за то, чтобы держать рот на замке.
– Да, я слышал о любовных письмах, – с сочувствием глядя на Нэша, промолвил священник. – Очень неприятная история, которая может положить конец политической карьере вашего брата, милорд. Более того, насколько я знаю, в Англии мужчинам, вступившим в противоестественную связь, грозит смертная казнь.
– Какие бы чувства мой брат ни испытывал к Монтиньяку, я твердо знаю, что он не писал ему любовных писем, – заявил Нэш.
– Я вижу, вы – хороший брат и не жалеете денег для того, чтобы уладить неприятности, возникающие у ваших родственников, – сказал священник. – Не волнуйтесь, слухам, которые распространяет графиня, никто не поверит. Ведь у нее сифилис, она болтает нечто бессвязное.
Нэшу вдруг захотелось рассказать отцу Мишелю всю правду. В конце концов, он был священником, и перед ним можно было раскрыть душу.
– Графиня потребовала огромную компенсацию за свои услуги. – Нэш понизил голос. – Она заявила, что ее муж придет в ярость, если заметит, что она выкрала у него любовные письма Тони. Но затем она, конечно, добавила, что желает нам с братом добра, что хочет спасти Тони. Но, по существу, это был шантаж.
– Я сомневаюсь, что граф был непричастен к нему.
– Боюсь, вы правы. Через некоторое время она намекнула мне, что у Монтиньяка есть еще несколько писем. Скоро мы увидим, решится ли граф самостоятельно продолжать эту опасную игру. Но теперь он будет иметь дело с моим братом. Пусть они сами разбираются.
– Ваш брат разорвал… эти противоестественные отношения?
– Он клянется, что да. Если же он обманывает меня, то пусть пеняет на себя.
– Умные люди учатся на ошибках других, а дуракам, чтобы хорошо усвоить урок, нужно непременно набить себе шишки, – с грустью в голосе проговорил священник. – Я надеюсь, сын мой, что ваш брат раскается и отвернется от порока. От этого зависит спасение его души.
Нэш промолчал. У него не было желания обличать и осуждать Тони. Он сам был грешным человеком.
– Спасибо вам за все, святой отец, – поблагодарил он священника. – Мне пора. Завтра утром я отплываю в Англию.
– Счастливого пути, сын мой, – улыбнувшись, сказал отеп Мишель.
Услышав скрип двери, Ксантия обернулась и увидела Гарета.
– Отойди от окна. Ксантия, – сказал он, – ты простудишься.
– Нет, я наконец-то привыкла к холодному климату Англии.
– И все же тебе нужно согреться. Я опасаюсь за твое здоровье. Я сейчас велю мистеру Бейкли принести тебе чаю.
– О, это было бы неплохо.
Ксантия отошла от окна и, сев за стол, стала перебирать бумаги.
– Ты виделся с капитаном Рэнглом? – спросила она. – Мне нужен его отчет о расходовании денежных средств.
Гарет в изумлении взглянул на Ксантию:
– Но он же сам заходил вчера в контору и отдал отчет тебе в руки. Неужели ты забыла?
Ксантия провела ладонью по лбу.
– Ах да, конечно! Послушай, Гарет, не нужно на меня кричать.
Гарет пододвинул стул к ее столу и уселся на него верхом.
– Разве я кричал, Ксантия? Я даже не повысил голос. Что происходит, дорогая? В последнее время ты сама не своя. И с каждым днем ты становишься все более нервной. Вчера, например, накинулась на беднягу Бейкли.
– Но я потом извинилась перед ним, – стала оправдываться Ксантия.
– Может быть, тебе ненадолго отойти от дел? Ты могла бы хорошо отдохнуть в Брайтоне. Говорят, это замечательное местечко. Пусть Киран отвезет тебя туда. Я заменю тебя здесь на несколько недель.
Ксантия вдруг всхлипнула, и из ее глаз неудержимым потоком хлынули слезы.
– О Боже, Ксантия! – в испуге воскликнул Гарет. – Не надо, не плачь!
– Я не плачу, – пролепетала она сквозь слезы. – Это все из-за тебя. Немедленно прекрати меня жалеть!
Гарет встал и, достав из кармана носовой платок, обошел письменный стол.
– Сядь прямо, – сказал он с наигранной строгостью. Ксантия подчинилась, и Гарет вытер ее слезы.
– Это все из-за Нэша, да? – тихо спросил он. – Из-за того парня, который заходил сюда несколько недель назад?
– Н-нет, – всхлипывая, пробормотала Ксантия. Взяв у Гарета носовой платок, она шумно высморкалась. – Ничего подобного. Мне нет до него дела! – Она на несколько секунд успокоилась, потом снова расплакалась. – Как я могла это допустить? Я больше никогда не позволю себе влюбляться!
Гарет со вздохом присел на край стола.
– Бедная Ксантия, моя дорогая девочка, неужели тебе не известна простая истина?
– Какая еще истина?
Гарет с грустью посмотрел на нее:
– Никто из нас не властен над своими чувствами. Ни ты, ни я.
Погода была пасмурная и ветреная. Стоя на палубе яхты «Опасное пари», Нэш пристально всматривался в берега Темзы, мимо которых проплывало судно. Яхта уже находилась в пределах Лондона. Вскоре Нэш увидел доки Уэппинга и тотчас же почувствовал, как у него заныло сердце. Он никак не мог забыть о Ксантии.
Нэш около месяца пробыл в Париже, но ему казалось, что с момента его отъезда из Англии прошла целая вечность.
Однако боль в его душе не утихла. Он не питал никаких надежд, теперь им руководило только чувство долга. Ему необходимо было уладить еще несколько неотложных дел.
Тони сошел на берег в Саутгемптоне. Нэш велел ему ехать в Брайервуд и не высовывать оттуда носа до особых распоряжений. Маркиз хотел разведать обстановку в Лондоне, а потом уже окончательно разобраться в своих отношениях со сводным братом. Он понимал, что настало время распрощаться с ролью опекуна Тони. Энтони Хейден-Уэрт должен был научиться самостоятельно отвечать за свои поступки.