Путешественница. Книга 1. Лабиринты судьбы - читать онлайн книгу. Автор: Диана Гэблдон cтр.№ 78

Я задавала себе этот вопрос каждый раз, нажимая на кнопку, поворачивая кран, включая двигатель, и обрела уверенность, что ответ на него — «да». В конце концов, эпоха — не самое главное: даже в этом городе можно найти людей, обходящихся без многих удобств, не говоря уж о том, что есть целые страны, большая часть населения которых живет, не имея представления об электричестве.

Меня лично это не слишком заботило. После смерти родителей — мне было тогда пять лет — я жила с моим дядей Лэмом, выдающимся археологом, и выросла в условиях, которые вполне можно было назвать примитивными, поскольку сопровождала его в полевых экспедициях. Да, горячие ванны и лампочки — это хорошо, но мне и взрослой случалось обходиться без них — например, во время войны. И их нехватка никогда не ощущалась мной так уж остро.

Вода достаточно остыла и стала вполне терпимой. Я сбросила халат на пол, залезла в ванну, ощутив приятную дрожь при первом контакте горячей воды с холодной кожей, и расслабилась, вытянув ноги.

Ванны восемнадцатого века представляли собой всего лишь большие бочки, поэтому мылись в них по частям: сначала окунали тело, свешивая ноги наружу, а потом вставали во весь рост и мыли туловище, а ноги тем временем отмокали. Впрочем, и такие бочки считались роскошью, чаще же всего люди мылись с помощью тряпицы, стоя в тазике и поливая себя из кувшина.

Да, это не так удобно, как современная ванна, — но только и всего. Современный комфорт приятен, но в нем нет ничего такого, без чего нельзя было бы обойтись.

Разумеется, удобства в конечном счете не единственная и, может быть, не главная проблема. Прошлое — опасная территория. Однако разве успехи так называемой цивилизации гарантируют безопасность? Я пережила две главные «современные» войны — в одной из них участвовала сама, — а теперь каждый вечер слышала с экрана о том, как готовится третья.

А ведь «цивилизованная» война, тут уж не поспоришь, еще ужаснее, чем ее прежние версии. Повседневная жизнь, может, и стала безопаснее, но только если предпринимаешь меры предосторожности. Кварталы Роксбери не менее опасны, чем аллея, по которой я ходила в Париже двести лет назад.

Я вздохнула и выдернула затычку пальцами ног. Не стоит отвлекаться на безличные вещи типа ванн, бомб и насильников. Домашняя сантехника — это сущая мелочь. Главное — и так было и будет всегда — это причастные к событиям люди. Я, Брианна и Джейми.

Последняя вода с журчанием убежала в сливное отверстие. Я встала, ощущая легкое головокружение, и вытерла остатки пузырьков. Большое зеркало затуманилось от пара, но было достаточно ясным, и я отражалась в нем от коленей вверх, розовая, будто свареная креветка.

Уронив полотенце, я оглядела себя, повертелась перед зеркалом, расслабляя и напрягая различные группы мышц. Результат в целом меня удовлетворил. Хорошо, что в нашей семье не было предрасположенности к полноте. Дядя Лэм оставался подтянутым и поджарым до самой смерти, которая наступила в семьдесят пять лет. Я предполагала, что мой отец имел сходное телосложение. А как выглядела задница моей матери? В конце концов, женщинам приходится мириться с некоторым количеством жировой ткани.

Я развернулась и через плечо осмотрела в зеркале себя сзади. Длинные мышцы спины влажно поблескивали, когда я изогнулась и убедилась, что у меня по–прежнему имеется талия, и к тому же тонкая.

Что же касается задницы…

— Во всяком случае, никаких ямочек, — произнесла я вслух, после чего вновь повернулась лицом к своему отражению. — Могло бы быть гораздо хуже, — сказала я ему.

Немного приободрившись, я надела ночную рубашку и пошла готовить дом ко сну. Слава богу, этот процесс не включал заботы о кормлении на ночь котов или собак. Бозо, последняя из наших собак, умерла от старости в прошлом году, а заводить новую, памятуя о том, что Брианна заканчивает школу, а сама я подолгу задерживаюсь в больнице, было бы неразумно.

Наладить термостат, проверить замки на окнах и дверях, проследить, чтобы были выключены горелки на плите. Вот и все. Целых восемнадцать лет этот ночной маршрут включал остановку в комнате Брианны, но только до того, как она поступила в университет.

По привычке я распахнула дверь в ее комнату и включила свет. У одних людей есть умение обращаться с предметами, у других его нет. У Бри оно имелось: почти ни дюйма свободного пространства не было видно на стенах между постерами, фотографиями, засушенными цветами, клочками декоративных тканей, документами в рамках и прочим мусором.

Некоторые умеют обустроить все вокруг себя так, что предметы не только приобретают собственное значение и соотносятся с прочими вещами, но и, более того, формируют не поддающуюся определению ауру, присущую их невидимому владельцу и им самим. Казалось, эти вещицы в комнате говорили: «Я нахожусь здесь, потому что Брианна поместила меня сюда. Я здесь, потому что она такая, какая есть».

«По правде говоря, странно, откуда у нее этот дар?» — подумала я. У Фрэнка он был. После его смерти я наведалась в его университетский кабинет, и он напомнил мне окаменелые останки какого–то вымершего животного: книги, бумаги и всевозможные мелочи обладали формой, текстурой и исчезнувшим весом того сознания, которое обитало здесь и созидало это пространство.

Для некоторых из предметов Брианны родство с ней было очевидным. Фотографии, на которых были изображены я, Фрэнк, Бозо, друзья. Фрагменты ткани отражали ее вкус, заставляя вспомнить ее любимые узоры и цвета — яркий бирюзовый, темный индиго, фуксин и ясный желтый. Но другие вещи? Почему россыпь ракушек на бюро говорит мне: «Брианна»? Чем примечателен округлый кусочек пемзы, подобранный на пляже в Труро и неотличимый от сотни тысяч других, кроме того факта, что его подобрала она?

Я с предметами обращаться не умела. Не было у меня тяги к приобретению. Пока Брианна не подросла и не взяла это дело в свои руки, Фрэнк частенько сетовал на спартанскую обстановку в доме. То ли виной этому было мое кочевое воспитание, то ли такова уж была моя натура, но я жила по большей части в собственной шкуре, не испытывая ни малейшей потребности изменить окружающую меня среду, сделав ее отражением моей личности.

Таким же был и Джейми. У него имелся постоянный небольшой набор предметов утилитарного характера или талисманов, которые находились при нем в его шотландской кожаной суме, до прочих же вещей ему просто не было дела. Даже в короткий период нашей богатой жизни в Париже и более протяженный, скромный, но безмятежный в Лаллиброхе он никогда не выказывал ни малейшей склонности к приобретению утвари или предметов обстановки.

На него, возможно, тоже повлияли обстоятельства его раннего возмужания, когда он жил, как загнанный зверь, и никогда не имел ничего, кроме оружия, без которого не выжил бы. Но не исключено и другое: эта изоляция от мира вещей, это ощущение самодостаточности были для него естественными. Возможно, вместо того чтобы заполнять мир предметами, мы оба, я и он, искали полноты и завершенности друг в друге.

И все равно странно, что Брианна, пусть очень по–разному, была так похожа на обоих своих отцов.