- Добрый вечер.
Передо мной стоял паренек лет двадцати, высокий,
широкоплечий. И, кажется, симпатичный, но в темноте апрельского вечера
разглядеть его лицо в деталях было трудновато.
- Добрый вечер, - вежливо откликнулась я.
- Вы меня не помните?
- Нет. А должна?
- Помните, я с вами на улице разговаривал? Про собаку
спрашивал. Вы мне сказали, что его зовут Аргон. Он еще руки мне лизал, помните?
Я вспомнила. Такой эпизод действительно был, но вот лица
своего тогдашнего собеседника я совершенно не помнила. Вполне возможно, именно
этот мальчик и был. Вполне возможно. Ну и дальше что?
- Да, помню, - кивнула я.
- Можно я с вами погуляю? - спросил паренек.
- А зачем?
Мне показалось, он не то смутился, не то растерялся.
- Понимаете… Я с родителями поссорился. Хлопнул дверью
и ушел. Конечно, я поступил как дурак. Куда уходить-то на ночь глядя? Мы вот в
этом доме живем, - он указал рукой на страшненького вида пятиэтажку, стоящую на
противоположной стороне улицы. - Вот я и решил просто погулять пару часиков,
пока они не уснут, потом вернуться. Детский сад, правда? Вроде я уже взрослый,
а иногда такие глупости делаю… Впрочем, говорят, что для своих родителей мы
никогда не становимся достаточно взрослыми. Как вы думаете, это правда?
Его выступление мне понравилось, в нем были самокритичность,
искренность и зерна здравого смысла.
- Думаю, что правда, - подтвердила я. - Правда, у меня
своих детей нет, так что собственным родительским опытом поделиться не могу. Но
наблюдение за другими семьями говорит о том, что это правда.
- Вы не замужем?
- Почему вы решили? - опешила я.
Конечно же, я не замужем, по крайней мере фактически, потому
что юридически мой брак до сих по не расторгнут и я считаюсь замужней дамой, но
на самом-то деле… А как он угадал, интересно?
- Вы сказали, что у вас детей нет, - объяснил паренек.
- Одно с другим не связано, - уклончиво ответила я. - Я
замужем.
- Я часто вас вижу, когда вы с собакой гуляете, и
утром, и вечером, и вы всегда одна.
- Для выгула собаки двое не нужны. Это вполне можно
делать одному.
- А меня Костей зовут, - ни с того ни с сего сообщил
мальчик. - А вас?
- Вероникой.
Я подумала, не назваться ли мне полным именем-отчеством,
все-таки я намного старше, но потом решила не усложнять. И вообще, отчества -
это такой анахронизм, нигде в мире нет никаких отчеств, только имена и фамилии.
А для сохранения дистанции вполне достаточно обращения на "вы".
- Я знаю, вы по вечерам с собакой на спортплощадку
ходите. Так вы из-за меня маршрут не меняйте, я с вами пойду, можно?
- Откуда вы знаете, куда я хожу с собакой по вечерам? -
с подозрением спросила я.
На самом деле подозревать этого мальчика мне было абсолютно
не в чем, было бы глупо предполагать, что он вынашивает коварную затею
покуситься на мою женскую честь, а больше у меня взять нечего.
- Я…, за вами наблюдал, - пробормотал он и снова
смутился.
- Зачем? Зачем вы за мной наблюдали?
Мне стало интересно.
- Вы очень красивая, - проговорил он, преодолев
смущение. - Я хотел с вами познакомиться и не знал как, ходил за вами по пятам
как дурак, а подойти не решался.
Теперь мне стало не только интересно, но и смешно.
- Сегодня, значит, решился, - насмешливо констатировала
я. - А про ссору с родителями выдумал, да?
- Нет, я правда с ними поссорился, честное слово.
Может, поэтому и решился с вами заговорить. Обнаглел от
стресса.
Это бывает.
- Вам сколько лет, Костя?
- Восемнадцать.
- А мне тридцать семь. Зачем вам со мной знакомиться?
Что у нас может быть общего?
- Но мы же все равно уже познакомились.
Резонно. И чего я, собственно говоря, колючки выставила? Мне
уже давным-давно никто не говорил, что я красивая. А слышать приятно. Хотя нет,
вру, говорил. Никотин. И не далее как вчера. Он сказал, что у меня приятный
голос, красивое лицо и отличная фигура. Но Никотин не в счет, в его возрасте
все женщины моложе сорока кажутся красавицами. А вот комплимент
восемнадцатилетнего мальчишки дорогого стоит, ведь женщины моего возраста для
его поколения - ветошь, негодная к употреблению. Только что мне делать с этим
комплиментом? Куда его девать?
- Хорошо, - согласно кивнула я, - мы познакомились. И
что мы будем делать дальше?
- Встречаться, - легко улыбнулся Костя. По крайней
мере, мне в темноте показалось, что он улыбнулся. - Мы будем с вами по вечерам
вместе гулять с собакой и разговаривать. Вы будете рассказывать мне о себе, я
вам - о себе. И еще я буду дарить вам цветы и не буду обижаться, если вы,
возвращаясь домой, станете засовывать их в урну или в мусоропровод. Я ведь
понимаю, вы замужем, и эти цветы, принесенные с прогулки, вы мужу никак не
объясните.
- Зачем же тогда дарить цветы, если вы заранее будете
знать, какая печальная участь их постигнет? Неужели не жалко?
- А чего их жалеть? Их все равно уже срезали, и жить им
осталось всего два-три дня. Срезанные цветы для того и предназначены, чтобы
служить знаком внимания и любви.
Опять же резонно. Мальчишка неглуп, это точно. Но насчет
цветов, которые он собирается дарить мне в знак любви, - это он погорячился.
- А без цветов никак не обойдемся?
- Если вам неприятно - я не буду их дарить, - очень
серьезно ответил он.
Мы дошли до спортплощадки, я отпустила Аргона и в
нерешительности остановилась. Делать разминку при постороннем мужчине, хоть и
совсем молоденьком, как-то не хотелось. С другой стороны, если он наблюдал за
мной и ходил по пятам, то наверняка сто раз видел, как я это проделываю, так
что особо стесняться-то нечего.
- Костя, если вы за мной наблюдали, то, вероятно,
знаете, зачем я прихожу сюда, - сказала я.
Он молча кивнул.
- Тогда не мешайте мне, пожалуйста. Идите погуляйте
минут двадцать, не отсвечивайте здесь.
Он послушно отошел. Я дождалась, пока его фигура скроется из
виду, сделала для проформы несколько наклонов, прыжков и приседаний, два раза
подтянулась на турнике и поняла, что сегодня заниматься своей физической формой
мне совсем не хочется. И не то чтобы я устала… А может, устала… Не знаю. Ну ее,
эту гимнастику, нет у меня больше сил ни на нее, ни на Наталью с ее
шантажистом, ни на Гомера с его пьянками, ни на Алену с ее беспредельным
идиотским выпендрежем, ни на собственную жизнь, безмужнюю, бездомную,
растоптанную и униженную.