Каждый за себя - читать онлайн книгу. Автор: Александра Маринина cтр.№ 56

Я даже не сразу поняла, что плачу. Сначала почувствовала, как заложило нос и стало нечем дышать, а потом уже сообразила, что реву.

"Храни меня вдали от тьмы отчаяния, Во времена, когда силы мои на исходе, Зажги во мраке огонь, который сохранит меня…"

Ровно через двадцать минут мальчик вернулся, но у меня уже не было никакого настроения ни кокетничать с ним, ни даже просто разговаривать. Всю обратную дорогу я угрюмо молчала, то и дело посматривая на часы, чтобы не опоздать и не упустить Великого Пьяного Слепца.

Правда, хозяйка квартиры обещала задержать его, если он попытается уйти до моего возвращения с "собакинга", но я пока не знаю, насколько надежны ее обещания. Знал бы этот милый юный мальчик с хорошей фигурой и низким, вибрирующим от избытка гормонов голосом, знал бы этот чудесный воспитанный мальчик, который считает меня очень красивой и собирается дарить мне цветы в знак любви, что через очень короткое время я буду сидеть на чужом стульчике перед чужой дверью, как попрошайка, которой из милости предоставили возможность отдохнуть, и караулить чужого мужа, который напился вдымину, не ворочает языком и с трудом шевелит ногами и который будет дышать мне в лицо отвратительным перегаром и слюнявить мне щеку вонючим мокрым пьяным поцелуем, не понимая, что я домработница, и принимая меня за некий приятный сердцу гибрид жены и собутыльника. Знал бы этот мальчик, что, отмучившись с транспортировкой и укладыванием чужого мужа в чужую постель, я буду принимать душ в чужой ванной и спать под чужой крышей. Что в этой жизни у меня нет ничего своего, кроме собственно жизни.

- Вы завтра вечером выйдете гулять? - робко спросил Костя на прощание, видимо, не понимая, чего это я стала такой неразговорчивой.

- Выйду, куда ж я денусь, - усмехнулась я.

- А можно я к вам подойду?

- Попробуйте. Может быть, завтра у меня будет другое настроение.

- А утром? Вы же утром рано выходите, я до института успею…

- Попробуйте, - коротко повторила я и отправилась отлавливать Гомера.

Сестра одноклассника Мишки обещание сдержала, на мой звонок открыла дверь, вынесла табуретку и даже предложила чай и бутерброд. Чаю мне хотелось, бутерброда тоже, но есть и пить, сидя под чужой дверью, показалось мне настолько унизительным, что я отказалась.

Эпопею ожидания Великого Слепца и препровождения его в родные пенаты я опущу, нет в ней ничего интересного и достойного внимания. К моменту нашего возвращения Николай Григорьевич уже спал, и нужно было постараться не нашуметь. Гомер моих намерений не разделял, говорил громко и двигался неаккуратно, но вдвоем с Натальей нам кое-как удалось запихнуть его под одеяло, не разбудив Старого Хозяина.

Вот и кончился этот безразмерный сдвоенный день.

Я приняла душ, впустила блюстителя режима Патрика, приткнулась темечком ему под брюшко и попыталась уснуть. Получалось плохо. Перед глазами стояли купюры, зелененькие такие, по сто, пятьдесят и двадцать долларов. Мне кажется, я знаю "в лицо" каждую из них. Вот этими, по двадцать, мне заплатили зарплату в тот месяц, когда у Патрика был дисбактериоз и я каждый день засовывала ему в попку свечи, а в пасть - таблетки, причем сопровождалось это тугим спеленыванием жалкого, но активного тельца, норовящего вырваться из моих рук, и насильственным пропихиванием горькой таблетки прямо в маленькую розовую глотку. Весь тот месяц я ходила с расцарапанными руками. А вот эту купюру в сто долларов с крохотным чернильным пятнышком мне выдали за ноябрь прошлого года, когда Николай Григорьевич решил расхвораться не на шутку, и дело уже почти дошло до госпитализации, но Старый Хозяин уперся, мол, ни в какую больницу не поеду, меня там залечат, все равно лучше Ники за мной никто ухаживать не будет и все такое. Конечно, слышать это было приятно, но я понимала, какая ответственность на меня ложится - выхаживать в домашних условиях больного, место которого в стационаре. Я делала уколы, ставила капельницы, ежедневно бегала в аптеку заправлять подушки кислородом, почти совсем не спала, боясь пропустить что-нибудь важное, какое-нибудь изменение в состоянии Главного Объекта.

А вот четыре купюры по пятьдесят долларов с идущими подряд номерами, их я получила прошлым летом, в июне. Тополиный пух. От него не было спасения, и от жары тоже, и приходилось выбирать между спасительным сквозняком, моментально наносящим маленькие светлые сугробы во все утлы и на все ковры, и чистотой в невыносимой духоте. Учитывая нездоровье Николая Григорьевича (всех остальных целыми днями не было дома, а Алена вообще после окончания учебного года уехала отдыхать на Мальту с подружкой и ее родителями), предпочтение отдавалось сквозняку, и убирать квартиру мне приходилось дважды в день.

Каждую купюру я помню. И помню, когда и за что я ее получила. Это был честный труд, ни одна зеленая бумажка не досталась мне даром, за просто так.

И может быть, через несколько дней мне придется расстаться с ними. Отдать их в чужие руки. И это будут отнюдь не руки продавца квартиры, для которых деньги, собственно говоря, и предназначались. А вдруг никакого толку не выйдет? Я деньги отдам, а скандал все равно разразится, и Николай Григорьевич…, не дай бог, конечно…, и меня уволят. А вдруг скандал разразится именно потому, что я влезла в это дело своими неумелыми руками и глупыми мозгами? И получится, что я сама привела себя к краху. Как же поступить? Как правильно?

"Дай мне силы, чтобы каждое мое действие было на благо других, Дай мне силы, чтобы быть уверенной в моих мыслях, которые укрепят разум…"

Надеюсь, вам понятно, что и эта ночь не прервала невыносимо длинного дня, он все продолжался и продолжался, не давая мне передохнуть, расслабиться, набраться сил. Наступило утро среды, позади две бессонные ночи и миллион горестных и пугающих мыслей, а сколько всего этого еще впереди?

НИКА

Среду я кое-как прожила, хотя, признаться, плохо помню, как именно. Я что-то все время делала, куда-то ходила, то в магазин, то в прачечную с тяжеленной сумкой, набитой постельным бельем, то на базар (тоже, кстати, один из поводов для постоянных издевок со стороны Дениса и Алены - моя ташкентская привычка называть рынок базаром), то в ДЭЗ за какой-то справкой для Натальи (вот те крест - не могу даже вспомнить, за какой именно, голова была будто песком набита: мозги тяжелые, тупые и неповоротливые), еще я что-то готовила и, кажется, гладила… Нет, точно, гладила, только вот что? Не то сорочки Гомера и Дениса, не то блузки Мадам, не то выстиранные кухонные полотенца, а может, все вместе.

А еще я потихоньку, чтобы никто не слышал, звонила Назару Захаровичу и спрашивала, нет ли новостей. Новостей пока не было, и это, как вы сами понимаете, ни душевного спокойствия, ни ясности мысли не прибавляло.

Но организм у меня все-таки зайка, не дает глупой бабе истощить ресурс до конца, не позволил мне третью ночь посвятить переживаниям, волнениям и слезам. В среду вечером он уснул. Крепко, глубоко и безмятежно. И даже снов посмотреть не дал, заставил меня отдохнуть по полной программе. Так что в четверг утром я встретила наступающий день во всеоружии хорошего настроения и прекрасного самочувствия. Да пропади оно все пропадом, и шантажист этот поганый, и шмотки, и украшения, и деньги! У меня есть самая главная ценность - моя жизнь, моя единственная безраздельная собственность, которой я могу распорядиться так, как мне хочется, а разве этого мало? Деньги, в конце концов, растрачиваются, вещи ветшают и ломаются, и как бы я ни старалась, они приходят и все равно уходят, у них свои законы существования, повлиять на которые я не могу. А законы, по которым существует моя жизнь, я устанавливаю сама.