Тамара Леонидовна посмотрела ей вслед, а когда за дочерью
закрылась дверь, вздохнула и удовлетворенно улыбнулась. Ну, кажется, все.
Круглов обещал как минимум восемь лет покоя и никаких условно-досрочных
освобождений, никаких колоний-поселений и прочих глупостей. Отсидит от звонка
до звонка. Надо надеяться, на этот раз урок будет достаточно суровым, чтобы
забыть об отцовских чувствах. А то ишь чего выдумал!
Любаша распереживалась, дурочка. Конечно, она все понимает и
не строит никаких иллюзий насчет того, почему сотни и тысячи мастеров по
граниту и мрамору годами преспокойно себе зарабатывают немалые тысячи на
кладбищенских махинациях, а схватили за руку и посадили именно Юрцевича, однако
у нее хватает ума не обсуждать это вслух. Деликатная девочка, умненькая,
воспитанная. Ни слова матери не сказала. Молодец.
А вот что распереживалась – глупо. Подумаешь, нравится он
ей! Большое дело. Мало ли кому кто нравится. Счастливыми в наше время бывают
только браки по правильно сделанному расчету.
* * *
Люба действительно ни слова не сказала матери ни в тот день,
ни потом. Она даже не позволила себе заплакать. Впрочем, плакать ей и не
хотелось. Ей хотелось кого-нибудь убить. Все равно кого: мать, отца,
племянников, любого прохожего, который попался бы ей на улице. Злость и
ненависть, казалось, скрутились у нее внутри в огромный ком ржавой колючей
проволоки, причиняющий при каждом не то что движении или вздохе – при каждой
мысли невыносимую боль.
И всю оставшуюся жизнь Люба Филановская несла в себе эту так
и не прошедшую ненависть к родителям, особенно к матери.
Москва, март 2006 года
Никита уезжал на сборы перед чемпионатом, и, как всегда, в
последний момент оказалось, что на «счастливом» спортивном костюме разошелся
шов, который следовало немедленно зашить, ибо ни в каком другом костюме юный
кандидат в будущие «Плющенки» готовиться к соревнованиям не будет – примета
такая. Усевшись на полу рядом с почти уложенной сумкой, Нана быстро и аккуратно
зашивала шов, одновременно слушая какое-то политическое ток-шоу, и, когда
зазвонил телефон, не сумела быстро встать – нога затекла от неудобной позы, и
пришлось немного подождать, пока застоявшаяся в сосудах кровь не наберет
необходимую скорость. Звонки почти сразу прекратились: Никита в своей комнате
снял трубку. Через несколько секунд Нана доковыляла до аппарата. В трубке
слышались голоса – сына и Александра Филановского.
– Дядь Саш, а правда, что вы с мамой вместе у бабы Веры
катались?
– У бабы Веры? Это кто?
– Ну тренер, Вера Борисовна Червоненко. Правда?
– А, Вера Борисовна! Конечно, правда. Только это давно
было. А в чем дело?
– Дядь Саш, вот вы как думаете, баба Вера хороший
тренер?
– Очень хороший. Правда, мы с братом у нее совсем
немножко занимались, всего года два или три. Это твоя мама настоящая
фигуристка, а из нас с Андрюхой ничего путного не вышло, и мы в бокс ушли,
когда нам было по десять лет. А ты почему спросил?
– Я хочу у нее тренироваться, я ее люблю очень сильно.
– Ну так за чем дело стало? Тренируйся.
– Не получается. Мама не хочет, и баба Вера тоже,
кажется, не хочет. Может, вы знаете, почему?
Так, пора вмешиваться. Что это за сепаратные переговоры, да
еще на такую щекотливую тему?
– Никита, положи трубку, – строго произнесла
она, – Александр Владимирович звонит не тебе, а мне, по делу.
– Ладно, дядь Саш, пока, – торопливо проговорил
Никита. – Я завтра утром на сборы уезжаю, мама меня проводит, так что она
немножко опоздает на работу, ладно?
– Никита! – снова вмешалась Нана. – Свои
служебные вопросы я с Александром Владимировичем как-нибудь сама решу, без
тебя.
– Да ладно, – проворчал сын и положил трубку.
– Извини, Саша. Мы тут все немножко неадекватные,
все-таки сборы перед юниорским чемпионатом, Никитос в первый раз участвует и
жутко нервничает.
– Все нормально, Нанусь, – весело ответил
Филановский. – А ты что, действительно с нашей Верой Борисовной общаешься?
– Да, мы с ней дружим.
– И как она?
– Отлично. Тренирует ребят, здорова, бодра и весела. Мы
с ней совсем недавно виделись, вместе наших девочек на Олимпиаде смотрели.
– Как ты думаешь, она нас с Андрюхой помнит?
– Еще как помнит! Она никого из своих учеников не
забывает.
Нана улыбнулась, вспомнив, как сидела с бабой Верой и
рассматривала фотографии, на которых были запечатлены братья Филановские, их
жены, возлюбленные и сослуживцы.
– Это приятно. Нанусь, я, собственно, звоню по делу.
Завтра в пятнадцать тридцать совещание по поводу переоборудования типографии,
которую мы прикупили. Я бы хотел, чтобы ты обязательно была.
– Зачем? – удивилась Нана.
– Затем, чтобы потом, когда начнут воровать, не ломать
все и не строить заново. Если ты сможешь быть на совещании, тогда я сейчас дам
команду, чтобы заодно пригласили представителя фирмы, которая изготавливает
аппаратуру для видеонаблюдения и всякое такое, ну, это по твоей части. Сможешь?
Или у тебя что-то назначено на это время?
– Смогу, Саша. Я сейчас точно не помню, что там у меня
завтра в половине четвертого, но наверняка ничего такого, что нельзя было бы
перенести. Если что-то действительно важное, я обычно запоминаю. Раз не помню
навскидку – значит, ничего нет. Я приду.
– Отлично! И не забудь: послезавтра все издательство
стройными рядами готовится встречать весну. Тебя это тоже касается. У тебя в
приемной целый дендрарий, так что не забудь принести рабочую одежду. И не
вздумай все перевалить на Владу, я лично буду ходить по кабинетам и проверять.
Нана рассмеялась легко и радостно. Господи, как же сильно
она его любит! Его просто невозможно не любить. Он – неповторимый, уникальный.
Ну кому еще, кроме Александра Филановского, могла прийти в голову идея накануне
8 Марта устроить массовую пересадку комнатных растений, которых в здании
издательства развелось видимо-невидимо, да не просто пересадку, не абы как, а в
горшки единообразного дизайна. Горшки были заказаны, и послезавтра утром их
привезут прямо со склада. Кстати, не забыть бы напомнить начальнику охраны,
чтобы заранее созвонился с этим складом и выяснил номер машины. Или машин?
Сколько «Газелей» нужно для горшков, если учесть, что в особняке, занимаемом
издательством «Новое знание», четыре этажа и на каждом этаже, помимо кабинетов,
есть просторный холл, в котором стоят несколько крупногабаритных растений типа
взрослых драцен, монстер и кентий? Тут уже нужны не горшки, а кадки, и,
пожалуй, одним грузовичком дело не обойдется.
И у самой Наны растений море, что в приемной, где сидит
Влада, что в кабинете. И все их им вдвоем предстоит пересадить. Трудотерапия
такая. Говорят, что работа с землей и с живыми растениями положительно
сказывается на энергетике, на эмоциях и вообще на здоровье. То ли кто-то сказал
об этом Филановскому, то ли он где-то это прочел и решил устроить своим
сотрудникам день массового оздоровления. Конечно, возиться неохота, но ведь
начальник же, с ним не поспоришь. А уж если этот начальник – Александр
Владимирович Филановский, то с ним не поспоришь тем более, ибо он никаких
споров и пререканий просто не терпит и не допускает. Он всегда сам знает, что и
как надо делать, и чужое мнение его интересует меньше всего на свете.