– Помню, а как же. А что?
– А то, что с этого момента мы с тобой стали совсем
разными. Я сказал себе: если нет ничего моего, то и не нужно. А знаешь, что ты
сказал себе?
– Ну и что же, интересно? – прищурился Александр.
– Ты сказал: «Ах, ничего нет? Так будет! Все будет
мое!» И знаешь, что самое смешное? У тебя это получается. Ты гребешь под себя
людей вместе с их мыслями, чувствами, желаниями, вместе с их жизнью, а они по
наивности принимают твое собственничество за любовь к ним и смотрят тебе в рот.
Нет, ты их действительно любишь, но не как людей, не как личности, а как вещи,
которые ты купил и можешь считать своими. Ты всех держишь цепко, никого от себя
не отпускаешь. Получается практически со всеми. Кроме меня. Со мной не
получится, Саня.
Он улыбнулся и обнял брата.
– Пока, Саня. Я тебя люблю. Но я никогда не буду твоей
игрушкой.
Легко взмахнул рукой в знак прощания и быстро пошел к метро.
* * *
Никита вернулся со сборов всего на два дня, через два дня
команда улетала на юниорский чемпионат. На эти два дня Нана отпросилась у
Филановского, чтобы провести время с сыном. Ей, конечно, очень хотелось
накормить его повкуснее, но она понимала, что перед ответственными
соревнованиями каждый лишний грамм набранного веса может обернуться
катастрофой, поэтому умерила кулинарный пыл, зато завалила всю квартиру
фруктами.
В этот день Нана радовалась всему: и тому, что Никита дома,
и тому, что убийца Кати найден и можно больше не подозревать братьев
Филановских, и тому, что Любовь Григорьевна совершенно неожиданно отозвала свое
поручение найти автора подметных писем, потому что сама решила проблему. Ну,
сама – так сама, головной боли меньше. И даже хмурой промозглой погоде Нана Ким
радовалась – до того ей было хорошо!
Вечером пришел Антон, и Никита сразу втянул его в обсуждение
только что показанного по телевизору боевика. Когда мальчика, не без труда,
отправили спать, Антон стал собираться: Нана позволяла ему оставаться на ночь
только тогда, когда сын уезжал.
– Не уходи, – попросила она.
– А Никита?
– Не уходи, – повторила Нана.
У нее было такое чувство, как будто она готовится выполнить
прыжок, но не уверена, что сможет правильно приземлиться. Лед ненадежен, он
может не принять конек так, как нужно, и она или «сядет» на зубец или на заднюю
треть лезвия, или вообще не сможет сохранить равновесие на опорной ноге и
упадет. Но пока что она еще разгоняется, еще выполняет подход к прыжку, и до
момента толчка есть время, и можно передумать и не прыгать…
– Тоша, тебе не приходило в голову, что на мне можно
жениться?
– Это можно кому-то конкретному или в принципе? –
уточнил Антон.
– Конкретно – тебе. Или тебе такая идея кажется
неконструктивной?
Все. Она выполнила толчок и взлетела в воздух. Пути назад
нет. Сможет ли она приземлиться?
– По-моему, она всегда казалась неконструктивной именно
тебе, – возразил Тодоров. – Ты же всегда стеснялась наших отношений,
скрывала их. Я не делал тебе предложение, потому что не хотел, чтобы ты
чувствовала себя неловко, ведь тебе пришлось бы мне отказывать, да еще и
объяснять, что ты меня стесняешься. А что, тебя обижает, что я не пытаюсь на
тебе жениться?
Обижает? Господи, ну что он такое говорит! Нана с самого
начала сделала все для того, чтобы ему и в голову не приходило, что их
отношения могут закончиться бракосочетанием. Она была не настолько цинична,
чтобы выходить замуж без любви, а любила она Александра Филановского, а вовсе
не Антона Тодорова. По крайней мере, она до последнего времени была в этом
уверена. Хорошо, что вовремя опомнилась.
– Прости меня, Тоша, – она обняла Антона и
прижалась к нему, – я была такой дурой, такой непроходимой, дремучей
дурой… Я даже не понимала, как сильно люблю тебя. Я больше ничего ни от кого не
буду скрывать. Хочешь, я завтра же напишу заявление и уволюсь из издательства,
пойду работать в другое место. Хочешь?
– Зачем? – удивился Антон.
– Чтобы ты не был моим подчиненным.
– Да я и так на тебе женюсь, – рассмеялся
он. – К чему такие жертвы?
Она разгруппировалась, уверенно коснулась льда передней
третью лезвия и легко и красиво выполнила выезд. Она стряхнула с себя
наваждение, имя которому – Александр Филановский, и к ней снова вернулось
чувство льда.
Февраль – июль 2006 г.