Шестеро беглецов сидели у костра, разведенного прямо на кафельном полу просторного подъезда. Похоже, когда-то это была башня-многоэтажка, рухнувшая то ли от взрыва, то ли от времени. А вот подъезд под громадной горой мусора сохранился почти что в первозданном виде.
Этот идеальный схрон нашел Данила, немало полазивший по развалинам. Найти здесь шестерых беглецов было практически невозможно — к укрытию вел неплохо замаскированный узкий лаз. В двух шагах стоять будешь, а входа не разглядишь. Однако кремлевскую разведку не зря с детства натаскивали на такие фокусы. Фыф бы тоже нашел укрытие, если б кто ткнул пальцем на громадную гору мусора и сказал: «Ищи здесь». Но таких сцементированных временем гор поблизости были десятки, а с приятным сюрпризом внутри — только одна.
— А хозяева сюда точно не вернутся? — поинтересовалась осторожная Настя.
— Не должны, — сказал Никита. — Судя по пыли, головешкам от костров и засохшему дерьму, последний раз здесь ночевали с неделю назад. Но если и вернутся, нам все равно под открытым небом ночевать не с руки. Нас мало, а всякой нечисти в округе — море. Особенно по ночам…
И вот теперь они сидели вокруг небольшого костра и ждали, пока поспеет нехитрый ужин. Фыф молча, не мигая глядел на огонь и вспоминал глаза того кормового, что послал ему последний мыслеобраз. Нет, не кормового. И не хомо. Человека. Потому что только человек способен на такие поступки…
— Не мучай себя, — сказал Данила, вороша в костре палкой консервные банки с тушенкой. — Это был их выбор.
— Точно, — кивнула Настя. — Но не будем о грустном, которое уже в прошлом. Ты лучше скажи, дружинник, откуда у вас такие консервы? Без штампа «восстановлено», и банки какие-то странные. Никогда таких не видела.
— Обычные, — пожал плечами Данила. — Сами делаем в Кремле.
— В смысле, не дружина делает, а мясники из гражданских, — пояснил Оряса, который из-за отсутствия боевых навыков во время операции в Бутырской крепости в лощине фенакодусов стерег и, лишь когда все завершилось, присоединился к отряду. Сейчас громадный опричник сидел вместе со всеми и без стеснения с интересом разглядывал красавицу-кио.
— Дружина воюет, а народ под землей пашет, — добавил он, опуская глаза: Настя, заметив столь пристальное внимание, одарила опричника яростным взглядом.
— Пашет — в смысле работает? — уточнил Фыф.
— Пашет в смысле и пашет, и сеет, и урожай собирает, и скотину выращивает, — произнес Никита, машинально поглаживая шрам на щеке. — Под Кремлем многоуровневый город, который начали строить одновременно с метро. Благодаря ему люди и выжили в Последнюю войну. И остались теми, кем были, в отличие от нео и… других.
Никита кашлянул. Похоже, больше от смущения, чем от дыма костра, который то ли через трещины в потолке, то ли через остатки вентиляции вытягивался наружу.
— Других мутантов, ты хотел сказать, — усмехнулся Фыф. — Только это не к нам. Мы с Настеной не мутанты. Мы — рукотворное оружие, спроектированное генетиками еще в конце двадцатого века. Наши предки были добровольцами, а вот у их потомков выбора уже не было.
Маленький шам рефлекторно погладил свои глазные щупальца. Дома, на Острове, среди соплеменников они не казались чем-то неестественным. А вот среди людей Фыф порой чувствовал себя неуютно — особенно когда те напоминали об отличии шама от человека.
— Не напрягайся, — хмыкнул Данила. — Мы, дружинники, тоже генетическое оружие. Мне отец Филарет рассказал все подробно. В то же время, когда вас создавали, ученые головы решили заодно повысить возможности обычных солдат. Чтоб бегали подольше, прыгали подальше, таскали побольше и могли голыми руками любого обычного солдата заломать. Вывели какую-то штуку, правда, я не очень понял, что именно, но назвали эту штуку «ген D». Отец Филарет сказал, что она у всех воинов Кремля есть. И у нас, и у стрельцов, только дружинников готовят серьезнее. Типа, процентов на двадцать мы сильнее и выносливее любого самого здорового гражданского.
Оряса обиженно засопел, но смолчал. Правда, его сопения никто и не заметил.
— Ген D… — задумчиво протянул Фыф. — Может, доминантный?
— Не знаю, — дернул плечом Данила. — Может, и так. Только за ту доминантность расплачиваться приходится.
— Чем же? — приподняла бровь Настя.
— У каждой медали две стороны, — проговорил Никита. Неверный свет костра порождал глубокие тени в углах помещения и играл на лицах присутствующих, порой превращая их в причудливые маски. И из-за этой игры казалось, будто на изуродованном лице дружинника застыла неестественная улыбка. Жуткая — и одновременно гротескно-печальная, словно воин горько сожалел о том, что произошло несколько столетий назад по вине его далеких предков…
— В семье дружинника и обычной женщины всегда рождается только мальчик, — продолжил Никита. — Только воин. Совершенная машина, созданная для убийства. Из дружинника никогда не получится мастерового или пахаря. Однообразный тяжелый труд будет его угнетать и в конечном счете быстро сведет в могилу. Мы как муравьи-солдаты. Охраняем, убиваем — и больше ни на что не годимся.
— Похоже, тебя это гнетет, ёшкина кошка, — подал голос Тимоха, до этого молчавший и упорно глядящий в костер, лишь бы ненароком не поднять глаз на сидящую напротив Настю. — А по мне так это и есть самое мужское дело — охранять да воевать.
— Дело нужное, — кивнул Никита. — Да только совсем недавно, до того как люди вышли на поверхность, в подземном городе число дружинников было строго ограниченно. Воевать-то было особо не с кем, вот нас и выводили поштучно для походов наверх в тяжеленных защитных костюмах. Все равно что туров или фенакодусов. Есть определенное количество воинов для выхода на поверхность в защитных костюмах — и достаточно.
— А сейчас как? — спросила Настя. Было видно — тема размножения суперсолдат внутри старинной крепости ее живо заинтересовала.
— Сейчас все поменялось. С выходом наверх нужда в большом количестве дружинников резко возросла. Тогда князь издал указ «О потомках», и ограничения рождаемости сняли. Теперь вследствие этого указа община может в приказном порядке потребовать от дружинника взять временную жену исключительно для рождения ребенка. А после того, как женщина родит, она вполне может оставить своего дружинника и выйти замуж за другого. Это не считается предосудительным.
— Ты смотри, прям как по писаному чешет, — восхитился Тимоха. — Вот что значит с семинаристами дружбу водить. Они чего только не порасскажут, только успевай лапшу с ушей стряхивать.
Никита пожал плечами.
— Ты, Тимоха, не помнишь и помнить не можешь. Ты ж, считай, только месяц как с подземного тренировочного комплекса вылез. А мы…
— Да-да, — обиженно кивнул Тимоха. — Я знаю. Ты со Степаном и остальными на поверхность еще в противорадиационных костюмах ходили, когда мы все под землей сидели, как хоммуты.
Фыф усмехнулся.
— Чем собачиться, лучше б рассказали, как это вы так ловко очутились в нужное время и в нужном месте.