Гнарр влетел в освещенный костром круг с факелом в одной лапе, с копьем в другой и обвел второй десяток налитыми кровью глазами.
— Кто?! — выдохнул он.
Вренг шагнул вперед, протягивая вперед пустые ладони. За свои слова надо отвечать. Вренг не хотел ссориться с Гнарром, потому и ответил успокаивающим тоном:
— Не злись, доблестный Гнарр. Я прокричал не то, что хотел. Сам не знаю, как так получилось. И даже если твоя мать все-таки спала с котяхом, на дерьмо похож только твой голос. Сам же ты вполне смахиваешь на глупую, облезлую обезьяну, как и все остальные Новые люди из клана Раргов.
Теперь не засмеялся никто. Над костром повисла тишина…
— Вренг спятил, Гнарр, — шагнул вперед Ург, вожак второго поста. — Уходи. Мы сами выбьем дурь из его башки.
— Ну уж нет! — дрожа от ярости прошипел Гнарр. — Он оскорррбил не только мою мать. Он оскоррбил клан Раргов! Такие слова смываются только кррровью!
— Клана Раргов больше не существует, — сдержанно напомнил Ург. — Мы все теперь один клан Краргов.
— Если Крагги забыли свои коррни после того, как хомо убил их вожака, то Рарги не забыли, кто они! — выкрикнул Гнарр. — Отойди с доррроги, Ург, я хочу немедленно получить то, за чем пришел, и пррригвоздить своим копьем поганый язык этого вырродка к его глотке!
…Вренг ничего не понимал. Он не хотел говорить последние слова — те сами слетели с его языка. Но сейчас это уже не имело значения. Остатки трех кланов Новых людей объединились в один, но при этом каждый помнил историю своего племени, с легким презрением относясь к остальным. Сейчас этот вонючий Рарг оскорбил не Вренга. Он оскорбил самое святое, что может быть у Нового человека! То, что дороже отца, матери, своей бабы, собственных детей… Его клан! Эта вечно рычащая обезьяна Гнарр пришел получить то, за чем пришел? Он это получит!
Вренг положил лапу на плечо Урга. И на этот раз сказал только то, что хотел сказать:
— Ург, отойди. Пусть он получит то, что хочет.
Вожак десятка яростно обернулся, лапа Вренга слетела с его плеча.
— Если твой разум покинул башку, то мой пока со мной, — глухо пророкотал Ург. В его сузившихся от ярости глазах плясали отраженные языки пламени факелов. — Вы оба помните Закон? Во время войны никаких смертельных поединков! Бросайте оружие и отойдите в сторону от костра десятка. Там делайте что хотите. Но помните! Один упадет, второй его не трогает. Я сам прослежу, чтобы вы не убили друг друга. Скажу «Стоять!» — остановитесь оба. Запомните, недоумки! Если кто-то из вас сдохнет, вожак клана оторвет мне голову. Но перед этим я сам оторву башку тому, кто выживет. Ясно?
Два нео мрачно кивнули. При этом Вренг с недоумением посмотрел на Урга. Вот уж не знал, что десятник умеет так разумно и складно говорить слова. Раньше он больше дубиной пояснял то, что не мог сказать. А сейчас вон как все разложил.
Ург снял с пояса большую дубину и недвусмысленно взвесил ее в лапе, глядя на дрожащих от ярости соперников. Те уже сложили свое оружие на землю. Ярость яростью, но каждый нео впитал с молоком матери: нарушать Закон клана нехорошо. Прежде всего для самого нарушителя. Сородичи читать наставления не станут. Просто снимут шкуру с живого, свяжут лапы еще сырыми ремнями, из той шкуры нарезанными, воткнут в задницу железное копье так, чтоб острие из груди или плеча вылезло, и повесят еще живого над костром.
Нео вообще народ живучий. Вренг, например, видел в детстве, как хрипел и корчился отступник, которого подвесили слишком высоко над костром. У него лапы поджарились, а сам он нет. Ну, двое из клана, кому поручили наказать отступника, не стали ждать, пока тот весь зажарится, наверно, голодные были. Сняли его с костра и давай лапы жрать. А отступник хрипит, дергается, больно ж ему. И прирезать его нельзя — Закон не разрешает. Потом, когда те двое наелись, они его обратно над костром повесили. Там он и помер. Плохая смерть. Кто такую захочет?
Ург, Вренг и Гнарр отошли к кустам, чтобы не мешать другим службу нести, и Ург скомандовал:
— Бой!
Хорошая команда. Вренг ее сильно любил. Все просто и понятно. Вот он ты, а вот тот, кого надо уделать. Думать не нужно. Думать вообще трудно и ни к чему. Голова, она для чего нужна? Чтобы ею есть, смотреть, нюхать, слушать. Бить наконец! Много всего нужного, а голова-то одна! Поэтому пусть другие ею еще и думают. Десятники там, сотники, вожди. Вренгу оно не нужно. Вренг с детства на другое учился.
Он легко ушел от летящего ему в нос волосатого кулака, слегка присел и со всей силы воткнул свой кулак в открывшийся живот противника, туда, где под шерстью и кожей скрывалась вкусная печень.
Гнарр хрюкнул, словно хоммут, которого насадили на копье, и начал складываться пополам. Оставалось немногое — схватить глупого Рарга когтями за уши и со всей силы насадить его морду себе на колено. Этому Вренга отец научил, когда еще живой был. Говорил, у хомо подсмотрел, когда в разведку ходил. Наврал, наверно. Тогда еще кремлевские в тяжелых шкурах с прозрачными лицами ходили. Но удар хороший. Отец уже позже сдох, когда хомо ему шею навылет из огненной трубки прострелили. А Вренг ухватку запомнил, и не раз она ему пригодилась в жизни. Вот сейчас, например, тоже хорошо прошла.
Но добавить Гнарру из клана Раргов коленом в харю не получилось — тот неожиданно со всей силы рванулся назад. Когти Вренга мгновенно превратили уши врага в разорванные на полоски кровавые тряпочки, но, похоже, это лишь добавило Раргу ярости. Он с ужасающей силой бросился вперед, и даже мощный удар локтем в грудь не остановил безумца.
Оба нео упали и покатились по жухлой траве. Смрад из пасти Рарга шибанул в ноздри Вренгу. Не обращая внимания на боль и кровь, хлещущую из остатков ушей, Гнарр полосовал когтями плечи противника, и с каждым рывком его клыки приближались к горлу врага. Оставалось только одно — хоть как-то прикрыть шею, прижав подбородок к груди. Но надолго ли хватит такой защиты? До тех пор, пока озверевший Гнарр не спустит мясо с его плеч и не порвет жилы?
И тогда Вренг, прижав противника всем своим весом к земле, ударил! Страшно! Головой! Раскрыв пасть навстречу раззявленной пасти врага! Клыками в клыки…
Треск ломающихся зубов услышали все, даже те, кто стоял у костра в стороне от драки. Резкая боль пронзила десны Вренга, кровь хлынула в горло — и своя, и чужая. Веселящий напиток битвы, за который расплачиваются болью, а иногда и жизнью. Но что такое боль для воина? И ради чего ты жил, если до самой смерти ни разу не хлебнул вдосталь собственной крови, замешанной на крови врага?
Гнарр захрипел — и ослабил хватку. Похоже, поперхнулся осколком зуба, а может, просто поддался неожиданной боли. Вренг взревел торжествующе и хватанул окровавленной пастью, метя в открывшееся горло врага.
Были б целы клыки, тут бы Гнарру и конец. А так лишь пасть забил клочьями грязной, вонючей шерсти. Наверно, и у самого такая же, но своя шерсть, как известно, не пахнет. А вот от чужой Вренг слегка задохнулся, хотя мог просто сжать челюсти и попробовать если не перегрызть горло, то задушить врага. Но когда тебе в нос и глотку лезут смердящие, жирные клочья волос, забивая дыхалку, хочешь не хочешь, а челюсти разожмешь.