Выглянув из окна своей церкви, Ральф Свенсен видел простирающиеся вокруг поля и луга с безмятежно пасущимися стадами, здесь же сквозь зарешеченное окно дешевого гостиничного номера он видел лишь глухую кирпичную стену с нарисованной на ней бесстыдной надписью.
Прогуливаясь по улицам своего города, Ральф Свенсен слышал, как люди говорят ему: «Привет, преподобный», или: «Прекрасная проповедь, Ральф», здесь же он слышал только: «Дай мне доллар», или: «У меня СПИД», или же: «Пососи у меня».
Однако, находясь здесь совсем недолго, преподобный Свенсен предполагал, что способен выдержать этот культурный шок еще некоторое время.
Последние несколько часов он упорно пытался читать древнюю, разваливающуюся в руках Библию, которой снабдила его гостиница, но в конце концов ему все же пришлось бросить это занятие. Евангелие от Матфея не сочеталось с доносящимися из-за стенки звуками совокупления продажного гея со своим клиентом — оба громко постанывали от боли или от удовольствия, а скорее всего от того и другого.
Преподобный понимал, что должен считать за честь данное ему поручение, однако чувствовал себя как апостол Павел во время одного из скитаний, когда неверующие в Греции и Малой Азии встречали его насмешками и издевательствами.
А-а-а-а… Сюда, сюда… О да, да, да, вот так, вот так…
Ну ладно, что уж тут поделаешь. Даже святой Павел не выдержал бы подобной безнравственности. Концерт начинался только через несколько часов, но преподобный Свенсен решил уйти отсюда пораньше. Он причесался, нашел свои очки и положил в дипломат Библию, карту города и проповедь, над которой работал. По лестнице он спустился в вестибюль, где сидела еще одна проститутка. На сей раз это была женщина — или подобие женщины.
Отче наш, иже еси на небесех, да святится имя…
Чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота, он опустил глаза и поспешно прошел мимо, ожидая, что сейчас ему предложат свои услуги. Однако она — или, может быть, он — только улыбнулась и сказала:
— Прекрасный вечер, не правда ли, святой отец?
Преподобный Свенсен заморгал от неожиданности и тоже улыбнулся.
— Да, верно, — ответил он, с трудом подавляя в себе желание добавить «дитя мое», чего, кстати, никогда не делал за все годы службы. — До свидания, — выдавил из себя Свенсен.
И вот он уже на мощеных улицах Нижнего Ист-Сайда, неподалеку от китайского квартала.
Мимо проносились такси, спешили по своим делам молодые азиаты и латиноамериканцы, автобусы исторгали из себя горячие металлические газы, по тротуару на велосипедах проезжали рассыльные-китайцы. Наблюдать за всем этим было чрезвычайно утомительно. Расстроенный, Свенсен решил, что пешая прогулка до церкви, где должен был состояться концерт, успокоит его нервы. Заглянув в карту, он увидел, что путь предстоит неблизкий, значит, нужно что-то делать, чтобы избавиться от снедавшего его беспокойства. Можно поглазеть на витрины, зайти куда-то поужинать, поработать над проповедью.
Прикидывая, в какую сторону ему надо идти, преподобный вдруг почувствовал, что за ним следят. Он посмотрел налево — в прилегающий к гостинице проулок. За мусорным баком стоял худой мужчина в комбинезоне с каштановыми волосами. В руках он держал небольшой чемоданчик с инструментами. Смерив священника, как тому показалось, пристальным взглядом, мужчина повернулся и быстро исчез в проулке.
Преподобный Свенсен крепче ухватился за свой кейс, думая о том, что, вероятно, ему все же стоило остаться в номере, несмотря на его отвратительную атмосферу. Свенсен слабо рассмеялся. «Успокойся, — сказал он себе. — Это всего-навсего уборщик или даже работник гостиницы, удивленный тем, что видит священника в таком неподобающем месте».
Кроме того, размышлял Свенсен, неспешно двигаясь на север, он все же духовное лицо, что дает ему некоторую неприкосновенность даже в этом современном Содоме.
Глава 21
Прошла одна секунда, наступила следующая.
Красный шарик никак не мог вырваться из протянутой руки Кары и переместиться к уху.
Однако он сделал это.
А когда она схватила его и подбросила в воздух, шарик никак не мог исчезнуть, а потом вновь оказаться у изгиба ее левого локтя.
Однако это он тоже сделал.
Каким же это образом? — гадал Райм.
Он и Кара находились сейчас в нижней лаборатории его городского дома, где дожидались Амелию Сакс и Роланда Белла. Пока Мел Купер раскладывал на смотровых столах вещественные доказательства, а компьютер наигрывал джазовую композицию, Райму демонстрировали персональное шоу.
Кара стояла перед окном, в черной тенниске Сакс, которую извлекли из чулана наверху. Том стирал блузку Кары, удаляя пятно «крови», продемонстрированное ею во время импровизированного представления на ярмарке ремесел.
— Откуда вы их берете? — Райм кивком указал на шарики. Он так и не заметил, чтобы она доставала их из сумочки или из кармана.
Кара с улыбкой ответила, что «материализовала» их.
— А где вы живете? — спросил он.
— В Виллидже.
Райм кивнул, предавшись воспоминаниям.
— Когда мы с женой были вместе, большинство наших друзей жили там. А еще в Сохо, в Трибеке.
— Я не слишком часто бываю к северу от Двадцать третьей, — сказала она.
Криминалист засмеялся.
— В мое время с Четырнадцатой начиналась демилитаризованная зона.
— Кажется, наши победили, — пошутила Кара. Красные шарики появились и вновь исчезли, перешли из одной руки в другую, затем начали циркулировать в воздухе.
— А откуда ваш акцент?
— У меня есть акцент? — удивилась она.
— Ну, интонация, модуляции… тон.
— Наверное, из Огайо. Средний Запад.
— У меня тоже, — сказал Райм. — Иллинойс.
— Но здесь я живу с восемнадцати лет. Училась в Бронксвилле.
— Колледж драматического искусства имени Сары Лоуренс, — предположил Райм.
— Английская литература.
— И вам здесь понравилось, поэтому вы остались.
— Мне понравилось здесь сразу, как только я перебралась в город. А потом мой отец умер, и мать переехала сюда, чтобы быть поближе ко мне.
Дочь овдовевшей матери… Как и Сакс, подумал Райм. Возможно, у Кары те же проблемы с матерью. В последние годы установился мир, но до этого мать Амелии была несдержанна и непредсказуема. Роуз не понимала, почему ее муж всего-навсего коп, а дочь не желает быть тем, кем она хотела бы видеть ее. Это сближало отца с дочерью, что только ухудшало обстановку в семье. Сакс рассказывала Райму, что в трудные времена им с отцом служил убежищем гараж, где все было вполне предсказуемо: к примеру, карбюратор не работал лишь вследствие незыблемых законов физики, а не из-за чьей-то прихоти.