Еще в такси он принял решение пить только воду, однако, когда вошел Бертран и объявил: «А вот и напитки!» — взгляд Ника сам собой приклеился к «кровавой Мэри». Бертран величественным жестом указал на поднос с напитками на столике в дальнем конце кабинета, и тут же явился пожилой человек в черном костюме и с серебряным подносом и взялся за дело. Ник, еле живой от слабости, наблюдал за ними с полубредовым изумлением. Вот оно как, тупо думал он, стоит Бертрану махнуть рукой — и все, чего он хочет, исполняется, словно по волшебству… вот оно как.
А ему, пожалуй, лучше всего пристроиться вон в том уютном уголке дивана и подремать под плавные волны семейной беседы… У открытых окон колыхались легкие белые занавески. На балконе стояли два кипариса в огромных вазонах, а за ними открывался необъятный пейзаж. Туда, за окно, и уплыли сонные мысли Ника.
У малыша Антуана был автомобильчик с дистанционным пультом управления, красный «Феррари» с торчащей вверх антенной, и Уани подначивал мальчика направлять автомобиль в ножки столов и кресел в стиле Людовика Пятнадцатого. Ник наклонился вперед, смотрел, как беспорядочно носится по комнате маленький «Феррари», и даже поощрял его притворным оханьем, когда тот стукался о ножку стола или застревал под бюро. Он делал вид, что тоже увлечен игрой, но двое мальчишек — большой и маленький — его не замечали. Вот Уани выхватил у кузена пульт управления и сам начал устраивать столкновения на полной скорости. Бертран, стоя у окна, разговаривал с дядей Эмилем, и по тому, как пару раз твердело его лицо, Ник догадался, что дяде Эмилю этот разговор не совсем приятен. В зеркале над камином он видел их всех с удобного угла, словно актеров на сцене.
Родители Уани оба были люди примечательные. Бертран — невысокий, энергичный, очень хорош собой, похож на кинозвезду из старинных фильмов, Моник — породистая красавица с высоким черным шиньоном и бриллиантовой брошью на груди; обаяние иностранности сочеталось в ней с шиком шестидесятых. На Бертране был черный пиджак, двубортный, с квадратными плечами, с малиновым платочком, выглядывающим из кармана: челюсть у него тоже была квадратная, тверже и тяжелее, чем у Уани, но такой же орлиный нос, и над полной верхней губой — тоненькие черные усики. На ногах у него были легкие туфли без задников, с низким вырезом, на восточный манер. У Уани Ник тоже видел несколько пар таких туфель, с ребристой подошвой — «чтобы ходить по мрамору», объяснял Уани. Говорил Бертран веско, уверенно, с заметным акцентом, и его голос перекрывал все другие голоса в комнате.
Мартина сидела на другом конце дивана, рядом с Моник; у Ника создалось впечатление, что это ее привычное место. Пока мужчины вокруг хмурились, гремели и водили «Феррари», женщины приглушенно, словно две заговорщицы, беседовали по-французски. Ник слабо улыбнулся в их сторону. Мартина, снова в чем-то длинном и тяжелом, напоминала бедную родственницу, приживалку, много лет ожидающую наследства. Казалось, она робеет заговорить с Ником — о причинах этого он мог только догадываться. Уани уверял, что она давно о нем спрашивала, но, возможно, это была с его стороны лишь вежливость или благое пожелание — ему частенько случалось путать свои желания с действительностью. Однако Ник чувствовал, что Мартина не так уж проста. Минуту или две спустя она передвинула к нему на низком столике тарелку с оливками и спросила:
— А вы как поживаете?
— О, отлично! — ответил Ник и тут же, заморгав, поморщился. — Честно говоря, я сейчас чувствую себя немного… э-э… деликатно… — Он потянулся к своему бокалу. — Но, знаете, это помогает. «Кровавая Мэри» просто чудеса творит. — И подумал: о господи, что же это я такое болтаю?
Мартина поняла его деликатное состояние, и, тоже проявив деликатность, не стала развивать эту тему.
— А как ваша работа? — поинтересовалась она.
— Э… спасибо, все в порядке. Хочу этим летом закончить диссертацию. Я и так уже сильно выбился из графика. — И, широко улыбнувшись, добавил: — Я ведь ужасно неорганизованный, и к тому же страшный лентяй.
— Надеюсь, что нет, — с милой улыбкой ответила Мартина. — А о чем ваша диссертация?
— О… она… о Генри Джеймсе… — Всякий раз, когда его об этом спрашивали, Ник чувствовал странное, вполне джеймсианское нежелание называть точную тему. В этом было что-то от скрытой сексуальности, от вопросов, которые лучше обходить молчанием.
— Антуан рассказывал, что вы работаете вместе с ним в «Линии S»?
— Да честно говоря, я там почти ничего не делаю.
— Разве вы не пишете сценарий? Он мне так рассказывал.
— Да, есть такая мысль. Честно говоря… Ну, у нас есть некоторые идеи. — И он улыбнулся поверх ее головы, желая вовлечь в беседу и мать Уани. — На самом деле очень хотелось бы снять фильм по «Трофеям Пойнтона»… — Моник поощрительно кивнула, и обрадованный Ник продолжал: — Мне кажется, из этого можно сделать что-то замечательное. Знаете, Эзра Паунд назвал эту книгу «романом о мебели»: для него это, конечно, был отнюдь не комплимент, но мне это даже нравится!
Моник задумчиво смотрела на него, попивая джин с тоником: при словах «роман о мебели» она обвела взглядом столы и кресла вокруг. Видно было, что она ничего не понимает.
— И что же, — спросила Мартина, — вы хотите снять фильм о мебели?
Мимо с рычанием промчался «Феррари», и Моник сказала, повысив голос:
— Мы видели этот последний фильм, «Комната с видом» — очень мило.
— В самом деле, — сказал Ник.
— Там большая часть действия происходит в Италии. Очень мило. Мы обожаем Италию, там так хорошо!
Мартина слегка удивила его, заметив:
— Мне кажется, сейчас в Италии очень скучно. Они там живут только прошлым.
— Хм… пожалуй. Знаете, все эти костюмированные драмы…
— Да. Костюмированные драмы, музеи. Жизнь в прошлом. Неужели английским актерам это не надоело? Все время ходить в вечерних костюмах?
— Вы правы, — сказал Ник. — Хотя, по-моему, в наше время и так все ходят в вечерних костюмах.
Ему вспомнился Уани, который имел три вечерних костюма и являлся на благотворительный бал к герцогине в белом галстуке и перчатках — и тут же он подумал, что сарказм Мартины направлен, пожалуй, и против него самого, потому что «Пойнтон» тоже предполагает вечерние костюмы и уход в прошлое.
— Не сомневаюсь, — сказала Моник Уради, — с вашей помощью мой сын снимет прекрасный фильм!
Ник почувствовал, что она его по-матерински подбадривает.
— Вы его мало знаете, — добавила Мартина. — Его надо постоянно тянуть и толкать.
— Я запомню, — со смешком пообещал Ник, стараясь изгнать из мыслей неуместные эротические картины.
«Феррари» в очередной раз врезался в восточную туфлю Бертрана. Малыш Антуан переключил пульт на третью скорость, заставляя свой автомобиль преодолеть препятствие; Бертран нагнулся, поднял жужжащую игрушку и поднес ее к глазам, словно какое-то настырное насекомое. На миг Антуан замер, заметив, что дядя сердится, но тут же с облегчением рассмеялся, когда нешуточный гнев Бертрана обернулся шутливой свирепостью.