Линия красоты - читать онлайн книгу. Автор: Алан Холлингхерст cтр.№ 51

8

Новое жилище Уани располагалось в доме 1830-х годов на Эбингдон-роуд: на первом этаже — стальной и сверкающий офис «Линии S», на втором и третьем — эклектическая квартира, полная разных вычур и причуд: готическая спальня соседствовала здесь с древнеегипетской ванной. И высокотехнологичный стиль офиса тоже казался не столько данью новому веку, сколько еще одной игрой из постмодернистского репертуара дизайнеров. Квартиру Уани снимали для «Мира интерьеров»: оператор передвинул всю мебель, повесил на стену в гостиной большую абстрактную картину и повсюду расставил огромные, похожие на тыквы керамические лампы. Уани сказал, что и так хорошо. Сам он, кажется, одинаково легко и уверенно себя чувствовал и среди стекла и стали офиса, и в бессвязных культурных аллюзиях квартиры. Об архитектуре, да и вообще об искусстве он почти ничего не знал и просто наслаждался тем, что живет в таком дорогом и шикарном месте.

Сам Ник в душе посмеивался над этой претенциозной квартирой, однако уже успел ее полюбить — так же, как любил дом Федденов, за мечту о богатстве, которую разделял и сам, и за то, что здесь жил его любимый. Ему нравились комфорт и удобство, свойственные богатым домам, нравилось, что все в этом доме призвано успокаивать, ласкать и тонко льстить. Нравилась всепонимающая глубина диванов, а в ванной комнате — скользящий свет, играющий бликами огромной ванны: никогда и нигде Ник не выглядел так хорошо, как здесь, когда брился или чистил зубы. Разумеется, дом вульгарен, как почти все постмодернистское, — и тем не менее жить здесь очень приятно. Не смущало Ника даже то, что холл, с туманными отражениями серых колпаков-абажуров в мраморных стенах цвета бычьей крови, очень напоминал уборную в ресторане — пусть и очень шикарном и дорогом.

Время от времени Ник спал здесь, на фантастической кровати под балдахином, меж бесчисленных подушек. Двойной змеевидный изгиб повторялся здесь в очертаниях зеркал, и ламп, и шкафов, похожих на готические исповедальни, но громче всего заявлял о себе на балдахине: здесь две змеевидные линии скрещивались и переплетались, поддерживая корону, похожую на большую деревянную капусту. Это Ник, лежа на этой самой кровати и мучаясь той неловкостью, что обычно ощущали они оба после занятий любовью, предложил Уани назвать свою киностудию «Линия S»: звучит красиво, сказал он, одновременно и экзотично, и очень по-английски — так, как тебе нравится. После секса Уани как-то грустнел и отстранялся, словно ему делалось вдруг неловко. Вот и сейчас он лежал отвернувшись. Чувствуя необходимость подбодрить себя, Ник вспоминал свои светские успехи, остроумные замечания, вовремя рассказанные анекдоты. Мысленно он объяснял идею «линии S» какому-нибудь доброму другу — герцогине, или Кэтрин, или воображаемому любовнику. Двойной змеевидный изгиб буквы S, говорил он, — это то самое, что Хогарт называл «линией красоты»: проблеск инстинкта, два напряжения, сплетенные в одно текучее и неразрывное движение. Он протянул руку и погладил Уани по спине, подумав при этом, что Хогарт приводил в пример арфы, ветви, кости, но промолчал о самом прекрасном образчике — человеческой плоти. Не настало ли время для нового «Анализа красоты»?

На втором этаже располагалась «библиотека», дань неогеоргианскому стилю, с одной стеной, окрашенной в черное, и массивными книжными полками. Кроме книг, которых здесь было немного, полки украшали несколько фотографий в рамках, большой стеклянный графин и модель автомобиля. Здесь можно было найти книги по садоводству, альбомы фотографий кинозвезд, популярные биографии и сочинения, попавшие сюда по знакомству Уани с авторами — например, «Плавание» Теда Хита или первый, «в самом деле, довольно неплохой» роман Ната Хэнмера «Свинарник». Еще был в этой комнате настоящий георгианский письменный стол, диван, телевизор во всю стену и видеомагнитофон с быстрой перемоткой. Именно здесь, через несколько дней после случая с Рики — случая, заставившего Ника о многом задуматься, — Уани, присев за георгианский стол, выписал чек на пять тысяч фунтов на имя Николаса Геста.

Ник смотрел на чек с восторгом и подозрением. Протянул руку, небрежно взял, уже зная, что скорее умрет, чем позволит отнять у себя это сокровище. Сказал:

— Ради бога, Уани, к чему это?

— Что? — переспросил Уани, как будто уже об этом забыл — однако по голосу его чувствовалось, что он тоже взволнован. — Да просто обрыдло постоянно за тебя платить.

Он явно тщательно выбирал слова, и Ник почувствовал, что за его грубостью скрывается нежность. Однако не оставляло его смутное неприятное чувство, словно он спьяну или под кайфом заключил какую-то сделку, а теперь о ней позабыл.

— Знаешь, это неправильно… — проговорил он, уже представляя, как ведет Тоби, или Ната, или еще кого-нибудь из приятелей в «Бетти» или в «Ла Ступенду», достает кредитную карточку и расплачивается за всех…

— Правда? Ну, тогда никому не говори, — легко ответил Уани. Он вставил в разъем видеомагнитофона кассету и, подобрав с дивана пульт дистанционного управления, защелкал кнопками. — Только смотри, не промотай все за неделю на порошок.

— Конечно, нет, — ответил Ник, мгновенно подсчитав, что, если ему придется платить за это удовольствие самому, пять тысяч кончатся очень быстро. Но он понимал, что Уани просто его поддразнивает. — Я их куда-нибудь вложу, — пообещал он.

— Вот и отлично, — ответил Уани. — Отдашь, когда получишь прибыль.

Ник фыркнул, показывая, что само такое предположение необыкновенно его смешит.

— Спасибо, мой милый, — сказал он, убрал чек в карман и подошел к Уани, чтобы его поцеловать.

Тот подставил щеку, словно любящий, но занятой родитель. Ник коснулся губами его щеки и тихо пошел прочь из комнаты. На экране уже разворачивалась любимая сцена Уани из «Большого члена»: мужчина в черном проводит жестокий эксперимент на возбужденном маленьком блондине.

— О, бэби! — тихонько простонал Уани; но Ник знал, что он здесь не нужен.

Пару раз в неделю Уани ночевал у своих родителей на Лаундс-сквер. Поначалу Ник над этим иронизировал, задетый тем, что Уани, кажется, вовсе не сожалеет об упущенной возможности провести ночь вместе. В нем самом семейный инстинкт был развит слабо и, если и существовал, направлялся не на собственную семью. Но скоро Ник понял, что для Уани семейные узы так же естественны, как секс, и требования их так же неопровержимы. В другие вечера тот нюхал кокс в уборных шикарных ресторанов, а потом мчался домой на ревущем «КТО 6» навстречу новым сексуальным экспериментам, но в «родительские» вечера послушно, даже с каким-то облегчением отправлялся в Найтс-бридж — ужинать с отцом, матерью, теми или иными приезжими родственниками и, как правило, со своей невестой. А снедаемый ревностью Ник возвращался в Кенсингтон-Парк-Гарденс, к гостеприимным Федденам, кажется и вправду верившим, что он ездит к Уани писать диссертацию на его компьютере, а спит у него в гостиной, на диване. На Лаундс-сквер Ника никогда не приглашали, и в его сознании этот дом, и безжалостная фигура Бертрана Уради, и экзотическое происхождение семьи, и само тяжелое слово «Лаундс» — все сливалось в единый образ чего-то карающего и запретного.