Нет, не уговорил бы бретера Гошу никто, даже
Мыльчик, если бы не пригрозил заглумить! Есть угроза, против которой сам Долохов
не выстоял бы. Увезли Гошу в Череповец на «химию» – а через месяц в километре
от той зоны рванул Чернобыль…
Гоша, охолонись. Послушайся доброго человека.
Ведь этот Родион тебя, может, по-доброму предупреждает. Как Мыльчик
предупреждал…
– Спасибо за предупреждение, – кивнул
Егор. – Только я ведь ради этого самого «шоу Али» в Марокко притащился. Ну
как, скажите на милость, в Марракеш не съездить?! Была не была!
Родион усмехнулся:
– Как скажете. Как скажете! Люблю храбрых
людей. Только не забывайте об осторожности. Ходите с оглядкой, смотрите, куда
ступаете. Ведь ваша нога может отказать в самом неожиданном месте. Что-то
Мавритания вас не жалует!
И повернулся к повару-жулику с ослепительной
улыбкой, словно готовясь сфотографироваться для рекламы зубной пасты:
– Плиз, виз чи-и-из!
Ольга Еремеева
Апрель 2001 года, Коротиха
Если бы у нее еще оставались силы смеяться,
она бы вволю ухохоталась, когда Серега начал проверять подлинность аванса.
Зажав кончиками пальцев стодолларовую купюру, он полез в нагрудный карман и
вытащил оттуда… точно такую же. Значительно пояснил:
– Как раз вчера в киоске «Роспечати» купил.
Приятно, понимаешь, этак вот из кармана достать. Ты-то знаешь, что липа, но
ведь не сразу разглядишь! – Посмотрел поочередно на две бумажки, потер их
пальцами, приложил к лицу, понюхал. – Небо и земля!
На лице у него было выражение наркомана,
только что нечаянно нашедшего полный, причем стерильный, еще не использованный
шприц с дозой.
Ольга мгновенно похолодела: а вдруг ему
захочется испытать побольше приятных ощущений? Вдруг запросит в качестве аванса
не сто, а двести баксов? У нее осталось только пятьсот рублей на машину… Что
будет потом, как она станет расплачиваться со своей единственной «боевой
единицей» после завершения военных действий, Ольга старалась не думать. Все
деньги у Родиона. Если он будет спасен, то заплатит. Если спасти его не
удастся… не все ли равно Ольге, что тогда случится, что с ней сделает
возмущенный Серега?
Ее измученного воображения не хватало на то,
чтобы представить себе будущее – вполне доставало настоящего!
Тем временем Серега, все так же экстатически
улыбаясь, аккуратненько свернул деньги, положил обе купюры в нагрудный карман и
поглядел на Ольгу, вмиг сделавшись словно бы совсем другим человеком:
собранным, активным, напряженным – солдатом:
– Может, у вас и оружие есть?
Ольга мгновение поколебалась и кивнула:
– «Беретта».
– Ого! – Впервые Серега посмотрел на нее
с подобием уважения. – Тогда на штурм? Двинули?
…«Двигали» они на темно-синем «жигуле»,
который наняли около вокзала. Ольга хотела взять такси или хотя бы найти машину
побыстроходнее, но Серега буркнул:
– Никто не поедет ночью в такую глухомань, как
Коротиха, только «чайник», причем самый зачуханный!
Да уж… Только громадность суммы – пятьсот
рублей – могла подвигнуть этого крошечного (про таких говорят – метр с кепкой),
худенького, как пятиклассник, человечка, владельца самого побитого, самого
скрипучего и тихоходного автомобиля на свете, отправиться в тридцатиминутный,
полный страшных ночных опасностей путь в эту самую Коротиху. Жуткое название
ассоциировалось в Ольгином усталом мозгу с какой-то толстой, приземистой
бабищей, которая сидит в темном углу, поставив на колени большую миску, и
беспрестанно ест, ест, ест, наворачивая ложкой что-то белое, ужасное,
напоминающее разваренные макаронины, постоянно срывающиеся с этой ложки и с
влажным чмяканьем шлепающиеся обратно в миску… Это была истерия, а может, уже и
паранойя, и если бы не вынужденная необходимость постоянно сдерживать себя
перед своим нечаянным союзником и, конечно, перед шофером, дабы не напугать
маленького человечка еще больше, Ольга снова ударилась бы в слезы. Хотя столько
выплакала их сегодня, что казалось странным, как там еще могло что-то остаться,
в этих слезных железах?
Серега не соврал – местность, куда они
направлялись, он знал хорошо и, когда шофер попытался свернуть в объезд
деревни, твердой рукой направил его к заправочной станции, издалека похожей на
маленькое созвездие в глубокой туманной ночи:
– Здесь сойдем. Осталось метров сто, не
больше. Ничего, дотопаем, шуметь нам не надо бы.
Выбираясь из машины, Ольга запнулась. Ее
остановила мысль: а что, если Родион ранен? Избит? Словом, не сможет двигаться?
Как они будут спасаться? Шоссе опустело, здешняя заправка, похоже, не
пользовалась большой популярностью у проезжих: кроме их машины, никого не было.
– Вы сможете подождать? – несмело
обратилась она к шоферу. – Нам нужно будет вернуться на вокзал.
– А сколько ждать?
– Ну, час. Давайте сверим часы. Сейчас
сколько? Четверть второго? Вот ровно четверть третьего, если нас не будет,
можете ехать.
– Это что, за те же деньги? – осторожно
спросил он.
Ольга помолчала. Других у нее не было… А,
ладно, семь бед – один ответ!
– Заплачу еще столько же за простой и за
обратный путь, но только когда вернусь.
– Ни хрена себе – когда вернусь! – тонким
возмущенным голосом воскликнул шофер. – А если не вернетесь, я тут целый
час потеряю!
– Не хотите – как хотите.
Ольга хлопнула дверцей, окончательно поставив
крест на этом зануде, но внезапно услышала вынужденное:
– Ладно, подожду…
Удивительно, что ее почему-то приободрило
согласие этого пигмея! Гнетущее одиночество, которое навалилось на нее с той
минуты, как «Скорая», мягко оседая на выбоинах, отчалила от крыльца
«Бойфренда», и начало отступать, когда долговязый тощий санитар предложил ей
себя в качестве наемника, теперь окончательно свалило в придорожные заросли и
сидело там, голодно и холодно пощелкивая зубами. У нее теперь были две боевые
единицы! Армия (Серега) и тыловое обеспечение (пигмей на синем «жигуле»). Как
сказал бы Лев Николаевич Толстой, эрсте колонне марширт, цвайте колонне
марширт…
Вообще-то на «марширт» это было мало похоже.
Они с Серегой брели, спотыкаясь, по громко шуршащей («Щебенкой засыпали!»)
дороге в глухой тьме, в которой Серега почему-то отлично все видел, а Ольга –
ничего. Она повторила ему данное Васькой Крутиковым описание дачи, указала
главный ориентир – водонапорную башню, и Серега сразу сказал, что знает этот
дом за высоченным, в рост человека, глухим забором, дом, крытый синей импортной
черепицей и с флюгером-петушком на крыше. Не соврал – они вышли к воротам минут
через пять, ни разу не сбившись с пути.