Рыцарь света - читать онлайн книгу. Автор: Симона Вилар cтр.№ 85

Милдрэд стояла на высоком меловом утесе над морем и смотрела на выступающие из вод скалы Нидлз [59] . Ей хотелось раскинуть руки, взмыть, полететь с ветром, а потом стремительно рухнуть вниз — прямо на эти острые выступы. Но даже тогда ей не будет так больно, как сейчас.

Саксонка застонала, обхватила руками голову, завыла, стиснув зубы, и ее стон постепенно перешел на пронзительный крик.

Ожидавшие в стороне охранники поднялись с травы, тревожно переглянулись, не зная, как быть. С этой леди, непредсказуемой, непонятной и странной, вообще было сложно. Вот и сейчас она стояла на краю обрыва, кричала и пошатывалась на ветру, который трепал ее длинные спутанные волосы.

Наконец один из охранников осмелился подойти и набросил ей на плечи длинный меховой плащ.

— Успокойтесь, миледи. Ну, хватит, хватит. Давайте вернемся, а то вон туча идет, скоро дождь начнется.

Девушка поникла, послушно позволив увести себя, покорно села на лошадь. Они возвращались в Карисбрукский замок на острове Уайт. И там она опять будет ходить вдоль стены, метаться, ища выхода. Но выхода не было. Она ничего не добилась за это время, ничего не знала о судьбе своих родителей, но самым страшным было то, что она носила ребенка от этого жуткого чудовища Юстаса.

Милдрэд не сразу поняла, что забеременела. Казалось, она жила в какой-то мгле, в которой смешалось сознание долга спасти родных и исходящая из этого необходимость отдаваться Юстасу. У Милдрэд холодело в животе при одной мысли о нем, а его пристальный тяжелый взгляд донимал ее даже во сне. Она просыпалась в холодном поту, но только для того, чтобы убедиться, что ее ночные кошмары — явь, что Юстас спит подле нее, тянет к ней руки, едва почувствовав, что она пошевелилась. Ему все время хотелось ее, он пытался быть с ней ласковым, говорил, как она много значит для него… Но она только сжималась, дрожала, и постепенно ее беспомощность перед принцем породила в ней безразличие ко всему, вплоть до собственного тела. Ранее так любившая наряжаться и нравиться, теперь Милдрэд почти не следила за собой, жила, словно тень. Спасти бы родителей, а все остальное… Ей было все равно. Не стало Артура, не стало Гронвуда, не стало ее чести…

В своем состоянии Милдрэд не придавала значения тому, какую власть она приобрела над Юстасом. Он же, стремясь как-то задобрить свою раздражительную фурию, вынужден был смиряться с ее дурным настроением, отвечал на ее расспросы о родителях, постоянно повторяя, что только он один готов вступиться за предателя Эдгара, и если того еще не подвергли пыткам, то это его, Юстаса, заслуга. Однако Милдрэд требовала каких-то действий, каких-то гарантий. Общаясь с принцем, она не сдерживалась, дерзила и плевала ему в лицо, говорила грубости. Юстас как-то сказал, что она уже не напоминает ему ту солнечную девочку, в которую он без памяти влюбился тут, на острове Уайт. Милдрэд только презрительно расхохоталась. Разве не он убил в ней ту девочку? Не он ли превратил ее в чудовище, каким был сам?

Она уже поняла, что ничто так не бесит принца, как то, что его называют чудовищем. И она сама провоцировала Юстаса, надеясь, что однажды он не сдержится и убьет ее. Но Юстас смирялся, смотрел на нее своим сосущим, голодным взглядом и, когда порой его обуревало настоящее бешенство, все-таки погашал ярость. К тому же он не мог тешиться своей пленницей столько, сколько ему хотелось. Он был английским принцем, ему надо было отстаивать свое наследство, надо было уезжать, чтобы воевать в Нормандии. И когда он покинул Милдрэд, ему даже стало легче. Лучше тосковать о ней и мечтать о встрече, чем чувствовать ее ненависть. О том, что будет, когда саксонка узнает о его лжи насчет ее родителей, Юстас предпочитал не думать.

А Милдрэд ждала вестей о родных. Ей казалось, что Юстас слишком медлит с их освобождением, и, едва принц отбыл, сама стала писать письма королю, Генри Винчестерскому, Найджелу Илийскому, графу Арунделу… Но полно, доходили ли эти письма до адресатов? Нынешний комендант Карисбрука Жослен Тревор, или просто Жос, как его называли, уверял, что отправляет их. И Милдрэд оставалось только ждать ответа и вспоминать прошлое. В такие мгновения она будто отрешалась от всего окружающего, глаза ее светлели. Она вспоминала домашние вечера в Гронвуд-Кастле, поездки верхом… Вспоминала сияющий дождь в фенах, когда они дурачились с Артуром в воде… Но когда она возвращалась к действительности, ей становилось еще больнее. Ибо как бы ни тяжело было осознавать случившееся, еще труднее вспоминать об утраченном счастье.

В таком состоянии Милдрэд не сразу обратила внимание, что c ее самочувствием не все в порядке. Ее донимали головокружение и тошнота, изводила изжога, она совсем не хотела есть. Прислуживающие ей Джил и Джун — Милдрэд так и не удосужилась разобраться, кто из них кто, — были исполнительны и внимательны, однако почти не разговаривали с госпожой. Поэтому Милдрэд и удивилась, когда однажды, после того как ее желудок опять отторг горячую рыбную похлебку, одна из служанок напрямую спросила, когда леди намеревается сообщить принцу, что ждет от него ребенка?

— Когда получу от него вести о моих родителях, — ответила Милдрэд и сама удивилась, как ровно прозвучал ее голос.

А ведь в груди у нее все оборвалось и похолодело. Ко всем ее бедам и несчастьям еще и это!

Итак, теперь в ней поселился маленький отвратительный червячок. Милдрэд понимала, что греховно так думать о душе, которая отныне живет в ней. Но забеременеть от такого, как Юстас! Бррр! Милдрэд противно было родить от него. Ранее она слышала, что женщины избавляются от нежеланной беременности, но тогда ей, окруженной заботой близких и защищенной своим положением, подобное казалось ужасным и страшным грехом. Теперь же она всерьез подумывала о том, чтобы сделать что-нибудь с собой. Но как? К кому обратиться за помощью? Милдрэд знала лишь, что есть определенные сроки, когда женщина может решиться на что-то подобное без угрозы для собственной жизни. Какой же у нее ныне срок? Сколько же прошло с того страшного мгновения, когда принц вынудил ее отдаться ему в Хедингеме? Немногим больше двух месяцев. А ранее…

Она прикрыла глаза, на миг представив, что это мог быть сын Артура. Ее Артура! Дитя любви и счастья! Но разве ребенок может появиться с первого раза? Зато Юстас покрывал ее снова и снова, словно не мог ею насытиться, а она, безропотная и покорная, лежала под ним, пока он осеменял ее, как отданную ему для случки корову. И добился своего. Как же ей смириться и терпеть в своем теле это чуждое порождение, червяка, который изводит ее изнутри?

Известно, что детей дает Бог, а бастардов… тоже Бог. И когда Милдрэд молилась, то невольно просила, чтобы Всевышний позволил ей умереть родами, чтобы она не осталась жить измаранная позором, как было измарано отвратительными соками Юстаса ее лоно. Ибо Милдрэд Гронвудская была воспитана так, что позор для нее был хуже, чем… Хотя что может быть хуже того, что она пережила?