Грей выругался. Да, и в самом деле ситуация выглядела неважно.
— Тогда мы подкупим судью. У каждого человека есть своя цена.
— Мы не можем. — Бел покачала головой.
— Бел, сейчас не время быть разборчивыми в средствах. Речь идет о виселице.
— Я хочу сказать, что из этого ничего не выйдет, — продолжила она. — Мистер Уилсон кое-что знает об этом мистере Фицхью. Он амбициозный, говорит мистер Уилсон, хочет сделать себе имя и получить должность повыше. Вот почему он выдвигает обвинение, построенное на таких шатких доказательствах. Он хочет сделать дело Грея показательным.
Джосс повернулся к Грею:
— С чего вдруг у него такое желание?
Грей стиснул челюсти. Он точно знал почему.
— После войны не все каперы перестали захватывать суда. Некоторые из них продолжали грабежи, даже когда их лицензии были изъяты. Теперь это пираты, не имеющие никакого отношения к Короне. Это проблема для честных торговцев. Вроде меня, — добавил он с иронией.
В глазах брата зажглось понимание.
— И лучший способ не дать каперам превратиться в пиратов…
— …это захватить самого удачливого из них. И повесить его. — Грей развернулся и отошел от двери. — Этот Фицхью собирается сделать карьеру за счет моей головы. Черт его побери!
— Долли, пожалуйста, не ругайся. — Голос Бел дрожал. — Необходимо, чтобы Господь был на нашей стороне.
— Похоже, больше нам рассчитывать не на кого, — добавил Джосс.
— Завтра состоится что-то вроде слушания, — сказала Бел. — Судья заслушает показания свидетелей и решит, достаточно ли оснований для обвинения вас в пиратстве.
— Обвинить нас в пиратстве? — переспросил Джосс.
— Да, — сказал Грей. — Но чтобы предъявить нам обвинения, он должен вызвать представителей губернатора из Антигуа. А это дело серьезное. Поэтому судья, чтобы не нажить неприятностей, должен быть уверен в исходе дела.
— Понятно, — сказал Джосс. — Надо полагать, что от результатов завтрашнего слушания зависит очень многое.
— От завтрашнего дня зависит все.
Если завтра его не выпустят на свободу, она будет уже слишком далеко. Он может действительно потерять ее. Проклятие!
Бел протянула руку через решетку. Грей накрыл ее тонкие прохладные пальцы своей широкой ладонью, и они тут же уютно переплелись с его пальцами.
— Мистер Уилсон попытается заступиться за вас, — сказала она. — А все мы будем молиться.
Грей сжал ее пальцы:
— Молись за нас, Бел. — Если молиться будет Бел, Господь и в самом деле может прислушаться. — А как там мисс Тернер? — Вопрос вылетел, прежде чем Грей успел остановить его.
— Кто? — На ее лице промелькнуло странное выражение. — Я не знаю никакой мисс Тернер.
— Леди, которая была со мной на причале. Что случилось с ней?
Бел нахмурилась.
— Я не знаю, — прошептала она, опустив глаза. — Она сказала, что ее будут встречать, а потом мистер Уилсон нашел меня, и…
— И она ушла. — Грей прижался лбом к решетке. О Боже! Она действительно ушла. До этого момента он не верил, что это произойдет. Должно быть, он что-то сделал неправильно. Возможно, ему следовало настоять, чтобы она открыла свои секреты. Возможно, ему следовало утаить часть своих. Или, может быть… Господи, может быть, все это время она просто дурачила его.
— Не могу поверить, что я сумела солгать ему, — сказала мисс Грейсон, открывая зеленые ставни, чтобы впустить соленый ветерок. — Никогда в жизни я не лгала своему брату.
Сжавшись, София сидела на краешке кровати. Мало того что она сама лгала ему, так теперь еще сбила с пути истинного сестру Грея.
— Прости, что пришлось попросить тебя об этом, — сказала София. — Но это ради его же блага. Если сегодня судья узнает мое имя, то завтра он может не поверить моему рассказу.
— Но как же судья может не поверить очевидному? Действительно, как? Обманов Софии было так много, что она уже и не знала, как из них выпутаться. Но когда мисс Грейсон приняла Софию за миссионерку, она подсказала ей, как помочь Грею, а заодно и обеспечила возможность скрыться. Еще один день в маске, еще один день обмана, и все закончится.
Мисс Грейсон присела рядом с ней.
— Я надеюсь, что все это во имя благородной цели. Но когда я сказала Грею, что ты ушла, он…
— Думаю, он пришел в ярость.
— Нет, — удивленно ответила мисс Грейсон. — Он вовсе не рассердился, думаю, он был… разочарован. Его лицо было очень печальным. Несмотря на то, что он очень возражал против этой идеи с кооперативом, должно быть, сейчас он согласится на это. — Она с сияющим видом посмотрела на Софию: — Очевидно, это ваше благотворное влияние, мисс Тернер.
София сочла за лучшее переменить тему.
— Надеюсь, что это не ваша спальня? Я не хотела бы создавать неудобства, вы и так слишком добры ко мне.
Грей не преувеличил, когда описывал доброту своей сестры. Действительно, Бел показалась Софии почти святой. Пока Бел ходила навещать брата в тюрьме, Софии предложили настоящие чудеса: ванну со свежей, ароматной теплой водой, пиршество из тропических фруктов, свежевыпеченного хлеба и несоленого мяса, отглаженное платье и мягкую чистую постель в этой хорошо проветренной спальне. Если бы только Грей был рядом, София могла бы подумать, что оказалась в раю.
— Нет, это не моя спальня, — ответила Бел. — Раньше это была спальня моей матери, но ею не пользовались вот уже несколько лет.
— Значит, ваша мать умерла так давно?
Из рассказа Грея София поняла, что мать Бел скончалась не так давно.
— Она умерла чуть больше года назад. Но мы устроили ее в другой комнате несколькими годами ранее, когда она впервые заболела. — Бел открыла дверь между окнами и поманила Софию. — Взгляните.
София вышла через эту дверь и оказалась в отделанной камнем галерее, обрамленной греческой колоннадой. За домом, внизу, простиралась роскошная зеленая долина, чуть дальше виднелись холмы с возделанными у подножий полями. Вдали две высоких скалы поддерживали небосвод двумя голубыми клиньями.
— Как красиво! — выдохнула София. — Отсюда видна вся дорога в гавань.
— Да, вид прекрасный. Доставлять нужные для хозяйства вещи на вершину горы не слишком удобно, но с этим стоит примириться ради такого великолепия.
— Почему вы переселили вашу матушку в другую комнату? — спросила она. — Мне кажется, такая красота может излечить любое недомогание.
— Наверное, некоторые может. Но в случае с моей матушкой риск был слишком велик. — Она улыбнулась грустной улыбкой. — Она перенесла воспаление мозга, когда я была еще маленькой девочкой. Она поправилась телом, но разумом уже не стала прежней. Всю оставшуюся жизнь она была склонна к приступам… непредсказуемости. Ради ее безопасности мы переселили ее в комнату, расположенную внизу.