– Я те покажу носорога! – раздавался отцовский
голос из ванной. – Нормальное у меня лицо было, как у всех. Делай, что
мать говорит, понял?
И все они делали, что мать говорила. Теперь Тоня была
благодарна обоим родителям: понимали, что девчонки не красавицы, а значит,
должны чем-то другим брать. Ну вот она и берет. Салатики по вечерам, да не
просто грудой на тарелке, а красиво, в салатничке, на листочке, политые
оливковым маслом. Дома чистота, порядок, а муж о каких-то домашних заботах
вообще думать не должен, у него других дел по горло. Ну и, конечно, когда
Виктор просыпался утром, с кухни уже тянуло аппетитными ароматами, а сама Тоня,
умытая и причесанная, кашеварила у плиты. Когда время в запасе имелось,
сооружала на скорую руку какой-нибудь нехитрый пирожок типа шарлотки – Виктор
любит сладкое, – а если разрешала вдруг себе поспать не до шести, а до полседьмого,
то все же успевала хотя бы бутербродиков ему нарезать с собой на работу, чтобы
второй завтрак был полноценным.
Но первая же неделя, проведенная в новом доме, сбила
привычный режим.
На следующий после переезда день Тоня проснулась в девять.
Протерла глаза, не обнаружила рядом с собой сопящего мужа, глянула на часы и
ахнула.
– Вить, ты где? Витя!
– Да не кричи ты, тут я, тут.
Виктор появился в дверях в майке и джинсах, улыбнулся:
– Ну что, хорошо спится на свежем воздухе, а?
– Ой, как же я проспала, понять не могу… Ты подожди, я
сейчас быстренько завтрак придумаю, у меня уже кабачки обжаренные есть в
кастрюльке.
Потом, как обычно, она крутилась на кухне, а Виктор сидел у
окна и смотрел на сад. Тоня дребезжала кастрюльками, шумела водой, удивлялась
вслух, что так долго спала сегодня, а ему хотелось дернуть ее за длинную косу и
сказать: да помолчи ты, сядь рядом, посмотри, какая красота за окном. Знали
люди, что делали, когда ставили дом среди яблоневых деревьев. Оторвись ты от
своих домашних хлопот, успеется это все, а то так всю жизнь возле плиты и
протанцуешь.
– Тонь, – позвал он наконец, – иди-ка сюда.
– Вить, я не могу, заливку делаю для кабачков.
– Да черт с ними, с кабачками! Ты посиди со мной,
посмотри.
– Вот завтрак приготовлю, и посмотрю.
Ай, фиг с тобой, махнул он рукой. Готовь свои кабачки.
– Что ты хотел мне показать? – спросила она после
завтрака, вытирая посуду, как мама учила, насухо.
– Да ничего. Потом как-нибудь.
Теперь по утрам Тоня готовила себе крепкий чай с мятой,
накладывала в чашку творог с вареньем и садилась завтракать не в кухне, а в
главной комнате, которую они называли залом, единственную пока более-менее
обустроенную из всех. У окна стоял небольшой столик, покрытый связанной Тоней
скатертью с бахромой. Она садилась за него, пила чай и смотрела в окно. За
окном были яблони. И яблоки. Десятки яблок висели на ветвях, лежали на траве,
отсвечивали золотистым и красным среди листьев. Тоня не знала, что это за
сорта, она даже не сорвала еще ни одного яблока. Ей просто нравилось смотреть.
Несколько дней подряд были дождливыми, и Виктор ворчал,
возвращаясь с работы, но ей нравился утренний сад, весь в седых прозрачных
каплях, который пах необыкновенно, когда она выходила на крыльцо, – мокрыми
листьями, мокрыми деревьями, мокрой травой, мокрыми яблоками… Она начинала
любить это место и, разбирая завалы на мансарде, улыбалась, представляя себе
ребятишек, бегавших раньше по дому, и большую семью, обитавшую здесь. Виктор
всех их знал. Интересно, что с ними случилось?
Глава 2
Александра Семеновна Тюркина, а по-простому тетя Шура,
выбирала сыр. Может, взять «Костромской»? Хотя Юлька его не ест, она вообще
привереда. Тогда этот, как его…. «Маасдам», вот. Его и Саша любит, и ребятишки,
а Колька, наверное, брынзы своей привезет. Полкило хватит? Нет, лучше уж грамм
восемьсот. Хотя дорого, конечно…
– Теть Шур! Теть Шур, че задумалась?
Тетя Шура оторвала взгляд от прилавка и перевела его на
продавщицу Любку, стоявшую перед ней в белом халате и кокетливом кружевном
чепчике на голове.
– Да сыр выбираю, Любаш. Какой посвежее-то?
– Ой, да все вроде ничего, а вообще я не знаю, я сыр-то
не больно ем. Теть Шур, – понизила голос Любка, – слышь,
почтальонов-то дом купили, говорят.
– Говорят, – неохотно согласилась тетя Шура.
– Так говорят, купил-то кто…
– Кто?
– Да Чернявский, Витька!
– Любаш, свешай-ка ты мне «Маасдаму» с полкило или
поболе.
– Да ну вас с вашим сыром, теть Шур. Че вы мне зубы-то
заговариваете? Вправду, что ль, Витька купил?
– Не знаю я, – поморщилась тетя Шура. – Вроде
бы и Витька. Только он у нас ни разу не появлялся, а женщина какая-то по
огороду ходит.
– А, так то ж жена его, наверное, – приуныла
Любка. – Слушай, теть Шур, ты зайди хоть, познакомься по-соседски, а потом
расскажешь.
– Да вот еще! – дернула женщина
подбородком. – Мне, старухе, еще и в гости напрашиваться?! Надо будет,
сами познакомятся.
– Ну теть Шур! Может, и правда Витька! Любопытно же,
смерть как!
– Тебе любопытно, вот ты и знакомься, – отрезала
тетя Шура. – А если Витька, паршивец, неделю тут живет и ко мне не зашел,
то я его бесстыжую рожу и видеть не хочу.
Забыв про сыр, тетя Шура развернулась и, прихрамывая, вышла
из магазинчика. Раздраженно отмахиваясь от мух, она тяжело потопала к дому.
«Ну, Витька, ну, негодник! Надо же – дом купил. И чей, почтальонов! Сашка с
Колькой завтра приедут, не поверят. Неужто весь год будет тут жить? Или, может,
только на лето? Женился… Надо и вправду зайти, хоть на жену его посмотреть…» –
думала тетя Шура, забыв, что десять минут назад твердо решила с паршивцем
Витькой и его женой никаких дел не иметь.
– Слышь, Юльк, – неохотно говорила три часа спустя
тетя Шура, копаясь на морковной грядке, – послушай-ка сюда.
– Что, мам?
– Дом-то почтальонов знаешь кто купил?
– Кто?
– Да Витька.
– Какой Витька?
– Какой… Такой! Тот самый.
– Чернявский, что ли?!
– Чернявский, Чернявский…
– Ма, да ты что? – маленькая загорелая Юлька
выпрямилась и воткнула лопату в грядку. – Так там же баба какая-то ходит!
– Баба… Значит, жена его или, может, полюбовница.
Спрошу сегодня, как пойду.
– Ой, мам, я с тобой!
– Сиди, – осадила дочь тетя Шура. – Дом
почитай как неделю куплен, а к нам с тобой Витька рыла не кажет, даром что
соседи. Может, и не он вовсе, а однофамилец какой. Вечерком схожу, разведаю.
Да, Юляш, сбегай к Любке, я сыр купить забыла.