– Ну тебя! – всхлипнула Даша. – Тебе смешно,
а у меня…
– Да-да-да, а у тебя свержение кумира, – перебил
ее Максим. – Дашка, я не понимаю, чего ты переживаешь? Что принципиально
нового сказал тебе отпрыск Боровицкого, если не брать в расчет предложение о
квартире? Во-первых, что Боровицкий был неизлечимо болен. Только ведь Петр
Васильевич совершенно и не обязан был говорить тебе о состоянии своего
здоровья. Все в лучших традициях голливудских фильмов, правда? Вот я на его
месте точно бы не сказал. Потом, то есть во-вторых: Глеб сообщил тебе, что
Боровицкий якобы ездил в дом престарелых, чтобы мстить за давние обиды
какому-то родственнику. Ты, кстати, его видела, того родственника?
Даша кивнула.
– И что?
– Он очень злобный и совершенно невменяемый старик. И
Петр Васильевич тогда сказал…
– Да помню я, помню, – махнул рукой Максим. –
Короче, если называть вещи своими именами, твой Петр Васильевич сказал тебе
неправду. Или, по меньшей мере, далеко не всю правду. Но тут тоже нет ничего
криминального – не захотел делиться с тобой подробностями семейной вендетты. А
касаемо того, что он чуть ли не каждый день мотался в «Прибрежный», дабы
насолить родственничку… Хм, что-то мне такая версия не очень нравится. Спорная
она какая-то. И ты хочешь сказать, что вот эти два факта здорово поколебали
твое отношение к Боровицкому?
Даша неуверенно кивнула, пытаясь разобраться в своих
ощущениях.
– Понимаешь, – наконец заговорила она, – у
сына Боровицкого все так логично выходило – мол, Боровицкий меня использовал
для каких-то своих игр, и он так убедительно подтвердил свои слова… Ненавистью
отца к Горгадзе и болезнью самого Петра Васильевича… Я ему почти поверила! И
для меня это действительно почему-то оказалось таким ударом, – призналась
она.
Максим подсел к жене и обнял за плечи.
– Твой Глеб Петрович, – мягко сказал он, –
преследует свои чисто практические цели. Честно говоря, Дашка, я удивлен, что
какой-то хмырь вот так легко смог перевернуть твою картину восприятия
взаимоотношений с человеком. А если тебе завтра кто-нибудь про меня всяких
гнусных вещей нарассказывает, ты тоже поверишь? Тебе Боровицкий показался
эдаким Макиавелли в преклонном возрасте? Лицемерным двуличным типом?
Даша покачала головой.
– Ну так в чем же дело? Остался только один вопрос – с
наследством. Да отдай ты им их чертову квартиру, раз тебе так хочется, и живи
спокойно!
Даша подошла к окну, из которого виднелся уголок парка.
Постояла молча, потом повернулась к мужу.
– Максим, а ведь он был прав, – задумчиво
произнесла она. – Ты мне только что помог это понять.
– Кто прав? – не понял Максим.
– Глеб Боровицкий. Когда сказал, что его отец никогда
ничего не делал просто так. Во всяком случае, насчет одного я уверена – насчет
квартиры. Я все никак не могла понять, почему именно мне Боровицкий оставил ее
в наследство. Ведь я ему никто, по большому счету. Так, дама с собачкой. А
теперь поняла.
– И что же ты поняла? – заинтересовался Максим.
Даша помолчала, потом взяла со стола почти пустую чашку,
поболтала в ней ложечкой и негромко закончила свою мысль:
– Петр Васильевич оставил ее мне, чтобы я нашла убийцу.
Следователь внимательно смотрел на листочек, принесенный ему
оперативниками. Листочек, похоже, прежде чем попасть к нему, претерпел много
всего: в него заворачивали сыр, на левую сторону проливали то ли вино, то ли
сок… Но это было непринципиально. Принципиальной была схема – расположение
комнат в пансионате «Прибрежный» с нумерацией и фамилиями жильцов. Получалось,
что из пациентов возможность укокошить старикана-писателя имели только пятеро –
те, кто жил на первом этаже. У всех остальных на пути к комнате Боровицкого
должно было возникнуть непреодолимое препятствие в виде сиделки, дежурящей на
втором этаже. А дамочка преклонного возраста клятвенно уверяла следователя, что
никто мимо нее на первый этаж спуститься не мог, а из окна лазить… «Они бы из
окна попадали, как переспелые груши, эти старички маразматические», –
усмехнулся следователь. Итак, что имеется в деле: из пациентов дома престарелых
остается шесть подозреваемых, плюс персонал. Вот персоналом-то и следует
заняться вплотную – черт его знает, что там раскопал пронырливый журналист и по
совместительству писатель. Кстати, та самая сиделка тоже могла его прикончить.
Следователь подумал немного и поднял телефонную трубку.
– Басова позови ко мне, – буркнул он, не
здороваясь. – И побыстрее.
* * *
«Журналистом Егор был неплохим. Во всяком случае, так они
говорили с Дианой, когда приходило время расплачиваться за съемную квартиру,
подсчитывать, сколько потратили за прошедший месяц, и грустно смотреть на
оставшуюся мизерную сумму, которой в лучшем случае хватило бы на средненькую
помаду для Дианы.
– Егорушка, ведь ты неплохой журналист, объясни, ну
почему тебе начальство так мало платит, а? – недоумевала Диана раз в
месяц. – Ты бегаешь по любому поручению, люди тебе письма пишут в
редакцию… Неужели твое начальство не понимает, что ты в конце концов уволишься?
И где они второго такого найдут?
– Дианочка, родная моя, моему начальству все абсолютно
до лампочки, будь я хоть тысячу раз неплохим журналистом, – отвечал ей
стандартно Егор. – И больше оно мне платить пока не собирается.
Год Диана с Егором ждали, пока его газетное начальство
осознает, какого ценного кадра может потерять, если немедленно не умножит его
зарплату на два, а еще лучше – на три. Диана работала и даже зарабатывала
какие-то деньги, но им хватало только-только на жизнь, как выражался приятель
Егора Мишка Евсеев. «На жизнь вот только-только и хватает», – жаловался
он, одновременно показывая размер того самого «только-только», который
получался у него совершенно незначительным.
В конце года Диана что-то задумала. Она подолгу сидела в
Интернете, отмахиваясь от расспросов мужа, а вечерами стала выводить его
прогуливаться по их райончику, причем затаскивала в самые неожиданные места.
Месяц в ней оформлялась, вызревала какая-то идея, и вот однажды Диана, накормив
мужа после работы сытным ужином, усадила его на диван и начала рассказывать о
том, что же она обдумывала все последнее время.
– Егорушка, нам нужен собственный бизнес. Мы не можем
достойно жить, работая на чужого дядю. Мы с тобой даже не можем накопить на
первоначальный взнос, чтобы купить квартиру в рассрочку, а от родственников нам
с тобой ничего не светит.
– Ну почему, есть же квартира у мамы, – попытался
возразить Егор.
– Мы будем ждать, пока умрет твоя мама? – покачала
головой Диана. – А что будет до того? Неужели мы с тобой, два взрослых умных
человека, не сможем заработать себе на нормальную жизнь?
– Ну хорошо, что ты предлагаешь?