Ледобой - читать онлайн книгу. Автор: Азамат Козаев cтр.№ 65

– Доброго пути, сватовство почтенное, – подал старик чару Перегужу.

– А вам счастливо оставаться. – Воевода пригубил первым, передал Безроду.

– Дверь открытой не держи, счастье не упускай. – Сивый осушил чару, плеснул в угол долю избяного, остальное в небо – Ратнику.

Гюст возвращался в сарай смурной, хмурил брови, тревожными предчувствиями был полон по самую макушку. Хмурился-хмурился, а у самых ворот расхохотался.

Свадьбу сыграли днями. Выкуп за жену урсбюнн дал поистине щедрый – все что было. Отдал за жену золотое обручье, серебряный перстень, а косу выкупил за боевой нож с золотой рукоятью. Дружинные приняли Гюста, на свадьбе пели песни, плясали. Сивый глядел на них и ухмылялся. Прошла зима, а парни постарели, будто на полжизни. Помудрели. Давно ли невиновному отказали в правде, и давно ли беспояс в сечу водил? Судьба порой такое учудит… Все под богами ходят.

Был князь, поднял чару за счастье молодых. Удивлялся, дескать, не успел присягнуть, а уже корнями пророс в новую землю. Поглядел на Жичиху, укутанную с ног до головы, съехидничал, мол, теперь ясно, куда корни пустил. От дружного хохота едва крышу не снесло. Безрод усмехнулся. Показалось, будто под покрывалом что-то блеснуло. Может быть, молодая искры из глаз мечет? А еще Отвада пожелал, чтобы теми корешками прирастала дружина. Жичиха шумно выдохнула под своим покрывалом. От всеобщего хохота едва светочи не задуло.

Безрод сидел на заднем дворе. Тычок быстро умаялся, от радости был сам не свой. напился в два счета. Сивый увел балагура к Вишене отсыпаться, благо изба большая, не стеснит. Сам же пришел на задний двор, сел на свое бревно. Вот и все. Теперь дело осталось за ладьями. Как только будут готовы, лягут под киль холодные волны, а паруса надует ветер. Не сегодня-завтра примет ладьи синее море. По-прежнему беспояс, меч приходится в руке носить. Отвада то грустит, то веселится. Грустен, потому, что «сын» уходит, веселится, потому что сын приходит. Ох, доля-долюшка, шутишь так, что сердце останавливается, а помирать ведешь – в груди песня играется! Просидел на бревне до самого утра, зарю встретил. В груди бушевало – все равно не уснул бы.

Оттниры вовсю готовили ладьи. Одна радость осталась – повозиться с граппрами. Конопатили, смолили, красили.

Тычку собраться – только подпоясаться. Все Тычково уместилось в махоньком узелке. Старик поглядывал на море, а глаза слезой туманились. Больше не таскал на торгу – люди сами давали. Спросили как-то:

– Сбыл с рук Жичиху, а, Тычок?

Хитрец присел подле, и горемычно так покачал головой.

– Негоже смеяться, люди добрые. Тяжко ей нынче.

– Ей? Не путаешь? Может быть, ему?

– Нет, ей! Вой, сами знаете: Еду-еду,свищу, а наеду – не спущу!

– Ну и что?

– А ничего! – Тычок горестно вздохнул, спрятал в землю хитрые глазки. – Подъезжает! Свистит покамест!

Сколько было людей на торгу, все со смеху покатились. Пока торговка сластями слезами заливалась, да живот надрывала, Тычок преспокойно стащил с лотка медовый петушок и дал деру, не очень, впрочем, скрываясь. Хотела было торговка шум поднять, да рукой махнула. Не до того. Живот бы со смеху не надорвать. Да и шут с ними, с петушком и Тычком. На здоровье. Вот уж рассмешил!

Думали, ради красного словца Тычок соловьем заливается. А только через седмицу после свадьбы истошный бабий клекот переполошил ночью весь гончарный конец. Какая-то страдалица орала, будто резаная, а из ворот по всей улице высунулись любопытные, что в свете делается? В одной исподнице простоволосая, растрепанная баба неслась по снегу босиком и орала, размазывая слезы по лицу. Как будто сам Злобог на пятки наступал, грозился живьем сожрать. Безрод мгновенно взвился на ноги, оторвался от теплого Вишенина бока, надел штаны, рубаху, выскочил за дверь. И только раскрыл ворота, баба как будто того и ждала, нырнула внутрь, и с криком забежала в дом. Чуть не растоптала, едва увернулся. Насилу признал Жичиху. А на другом конце улицы, ревел хриплый мужской голос. Безрод усмехнулся, горлопан скоро будет здесь. На счет раз-два вылетит из-за угла, там и поглядим, что за зверь. Хотя чего гадать, и так ясно.

– У-у-убью, стерва! – Из-за угла выметнулся Гюст, тоже босой, в одних штанах.

Сивый едва сдержал смех. Перед самой свадьбой оттнир спросил, как ему по-боянски осаживать жену, если та вдруг явит норов. Безрод, особо не раздумывая, и присоветовал. Оттнир недолго ждал. Употребил. Соседи, торчавшие в воротах, в большинстве своем мужики, осенялись знамением Ратника, да посмеивались.

– Слава Матери-Земле, вот и вышла баба замуж. Слава тебе, Мать-Земля, что родит да питает, добром не оскудевает!

– У-у-убью, коровищ-щу! На м-м-мясо, свинью пущу!

Безрод улыбнулся. А это уже сам придумал. Никто не подсказывал. Сивый скрылся в тени ворот, а когда Гюст пробегал мимо, прыгнул на спину, чисто лесной кот, сбил с ног, сунул носом в снег.

– Охолони, боец! – Увещевал Безрод. Оттнир жевал снег, неразборчиво мычал и тряс головой. – Совсем бабу со свету сжил. Сама не своя в избе схоронилась.

– У-у-убью, буренку! – Гюст выплюнул снег. Порывался вскочить, но Сивый сидел на спине и не давал. Согласно кивнул.

– Совет да любовь. Мать-Земля в помощь.

Вокруг собрались соседи.

– В чем дело?

Оттнир поостыл, перестал дергаться, и Безрод отпустил молодожена.

– Так в чем дело?

– Да говорит… – Гюст оглянулся на толпу зевак, умолк, поманил Безрода пальцем и что-то сказал на ухо.

– Да-а-а! За это и убить мало! – покачал головой Безрод, пряча усмешку в бороду.

Гюст поднялся на ноги, отряхнулся, глянул на распахнутые Вишенины ворота и сквозь зубы бросил:

– Пусть немедля домой идет. Там разберемся.

И ушел. Мужики-соседи громко кричали вослед, смеялись, подбадривали, тут же направились к кому-то бражничать. Надо же, неприступная Жичиха огребла-таки свое, нашла счастье. Ну, как за такое не выпить?

Безрод вернулся в дом, прошел в избу. Сидят, ровно две подруги. Жичиха пьет, не напьется, икота бабу разбила. Икота бабу разбила, а кулак Гюста – ее нос. Сидит, глотает кровавые сопли, под глазом синяк зреет, силой наливается. Еще день-два и станет Жичиха полосатая, синее по белому, словно крашеный лен на торгу. Безрод усмехнулся. Видать, с первых дней взялась мужа в бараний рог скручивать, слова сказать не давала, недовольство являла и вот нынче распустила руки. Ручищи. Смех один, чем не угодил. Ну, чем маленький муж не годит большой жене? А Жичиха, разъяренная, распаленная, возьми да и брякни все сдуру. Что на уме водилось, на языке появилось. А ко всему прочему наотмашь мужа ударила. То-то челюсть у него распухла, хорошо в снег вовремя сунул. Что было дальше, Сивый догадывался.

– Ой, сват, сватюшко! – запричитала Жичиха, едва увидела Безрода. – Ой, кого ты мне сосватал, истинно Злобог! Ой, мне, сама дурища! Не люб он мне был, зачем пошла? Ой, матушка родная, насилу ноги унесла, чуть жизни не лишил!