Имяхранитель - читать онлайн книгу. Автор: Александр Сивинских, Азамат Козаев cтр.№ 74

В ведении парламента состоят также вопросы бюджета и обложения налогами. Коллегии подотчетны только императору, причем кандидатуру главы канцелярии финансов и налогообложения басилевсу представляет парламент.

Исполнение указов и распоряжений Коллегий осуществляется многочисленной армией чиновников. Всякий чиновник сочтен и помещен в особую нишу на служебной лестнице. Взбираясь на ступеньку повыше, чиновник получает следующую должность, следующее звание и соответствующее жалованье. Ничего нового – внутри Пределов, как везде. Чиновный люд представляется многоголовой гидрой, которая размножается почкованием, и счастье, что на самом верху находятся люди, патологически не терпящие чиновничества. Крупные промышленники, буржуа и дворянство время от времени прореживают головы «гидры», ибо змея начинает кусать руку, ее кормящую. Но уничтожить ее вовсе нельзя; вся беда в том, что таково любое современное общество. Чиновничество – это своеобразная цепь велосипеда, соединяющая педали, а стало быть, самого велосипедиста с колесами.

(М. Маклай, М. Поло. «Стоя у границ безграничного»)

Отвыкла Женщина быть куртизанкой даже!

«Какой печальный фарс!» – с усмешкой горькой скажет

Мир, помнящий богинь святые имена…

…О если бы вернуть былые времена!

Артюр Рембо

Он самый

В ворота громко колотили. Били азартно, со вкусом, и уже чуть ли не башмаками. Александр Планид, привратник гелиополисского храма Цапли, одним глотком допил кофе и поморщился. Будьте нате – обварил нёбо. Он в сердцах пожелал пришельцу весь год завтракать примерно так же: наспех, обжигаясь, имея под дверью очередь из нежданных, зато предельно нетерпеливых гостей. Александр потрогал языком онемевшую плоть и добавил вполголоса:

– Да и следующий тоже!

«Бум! Бум! Бум!» – отозвались ворота. – «Бам-м-м!!!»

– Экий заноза! – Александр отставил кофейную чашку, неспешно поднялся из-за стола и бросил взгляд в угол на тяжелый дубовый костыль. В его хозяйстве костыль являлся вещью не только полезной, но подчас незаменимой. Храм Цапли привлекал разных людей. Посетитель посетителю рознь, иногда попадались такие молодцы-удальцы, что пробовали буянить, если что-то не по ним. Большинству бывало достаточно просто взглянуть на Александра, чтобы образумиться, но иного приходилось и взгреть легонько. Весьма полезная процедура, между прочим. Вытянешь ретивца разок по хребту – и здорово живем: шелковый делается.

Александр задумчиво почесал подбородок. В ворота опять заколотили. «Решено, возьму», – недобро подумал он, подхватывая костыль.

Столь ранних посетителей он не просто недолюбливал – на дух не выносил. Едва успело солнце подняться, а какой-то сластолюбец уже на взводе и ломится в ворота. Штырь у него, понятно, морковкой и гонору по самые брови. Планид обругал нетерпеливого пришельца «горговым хвостом». Под нос, разумеется. Правила он соблюдал строго. Гость, пока на него не покажет мизинцем левой руки Цапля, священен. И вообще, мужчина в храм – Фанес в храм.

Ага, Фанес, как бы не так! Вакх, не иначе. Сатир.

«Приспичило же ему, – размышлял Планид, колдуя с запорами. – Ведь пешком, надо думать, топал! Ни шума двигателя, ни стука копыт слышно не было. А до города-то – пять верст с гаком. Что же получается? Что выбрался блудострастец еще затемно. Только для того, чтобы похоть унять?»

Вряд ли – понял вдруг Планид. Привело его, стало быть, дело безотлагательное. О-хо-хо, не к добру такая спешка. Привратник загрустил и вдругорядь обругал пришельца. На сей раз «горговым пометом».

Когда же он увидел посетителя, закручинился по-настоящему.

То, что перед ним обломок, Планид понял с первого взгляда.

Пришедший был высок ростом, с тяжелыми покатыми плечами и необыкновенным, пожалуй, в какой-то степени даже страшноватым лицом. А уж глаза… Холодные, глубокие. И скрытое до поры полыхание в глубине зрачков. Точно пламя за запертой дверцей топки. В них не было того смешения обреченности и смертной тоски с яростью, как у подавляющего большинства обломков. Только предупреждение: за мной – сила; берегись! Планиду совершенно некстати подумалось, что в наружности обломка есть что-то от крупного хищника, чудовищно опасного, но сейчас сытого, а потому спокойного. Или от атамана разбойничьей шайки, объявившего себя истинным императором и поднявшего волну грандиозного мятежа. Предводителя, беспощадного к себе, соратникам и врагам, но только что принявшего доклад о первой великолепной победе, потому щедрого на милости и великодушного к побежденным.

Впрочем, привратник недолго занимался упражнениями в области метафор. Заметив, что изнутри на него смотрят, обломок загрохотал вдвое энергичней:

– Эй, засоня Ермолай, ну-ка, живо отпирай!

«Языкастый», – сердито подумал Александр. Из самого привратника слово можно было вытянуть с немалым трудом и исключительно по необходимости. Да и с кем тут поговоришь, с Цаплями? Ох, не приведи Фанес, вскружит голову – пиши пропал! Потому всех многословных людей он искренне считал болтунами.

Он приоткрыл малую дверцу в воротах на ширину ладони. Буркнул:

– Кому, может, и Ермолай, а тебе дядюшка. Чего буянишь? Хмелен?

– Трезвехонек, дядюшка, – миролюбиво сказал обломок. – Дело у меня.

– Кому, может, и дядюшка, а тебе, обломку, благородный эв Планид. – Привратник заметил, что сам совершенно неожиданно начал болтать, и прикусил язык. Зато щель в двери увеличилась еще на палец-другой. – Что за дело? В мотне зудит?

– Грубовато для благородного эва, – заметил с укоризной обломок.

Планид фыркнул.

– Ты-то, ясно, к изысканному обхождению привык.

– Угу, привык. Особенно когда прибываю не для пикировки с охраной, а по настоятельному приглашению хозяев. Меня эвисса Ипполита ждет. Тебя должны были предупредить.

Привратник подвигал челюстью. Его действительно предупреждали. Еще с вечера.

– Имяхранитель, что ли? – спросил он.

– Он самый, – сказал Иван.

Без титулов

Несмотря на огромный горб, коротышкой привратника назвать язык не повернулся бы. Иван шел за ним и вспоминал, как опешил, когда ворота распахнулись, и пред ним во всем великолепии предстал «дядюшка Ермолай», он же «благородный эв Планид». Рослый горбун-альбинос с внушительной дубиной под мышкой и тонкими переливами Имени над плечами. Расчесанные на пробор пушистые волосы ниспадали до ключиц, пряча лицо. Только длинный острый нос наружу, да костистый подбородок резким углом. Обнаженные мускулистые ручищи, начиная от пальцев, обвивала ржаво-красная татуировка в виде якорной цепи. Из-за контраста с наколкой и без того бледная кожа горбуна казалась еще белее. Последние звенья цепи уходили под короткие рукава овчинной душегрейки, широко распахнутой на груди, где той же татуированной цепью был «прикован» к развалам впечатляющих мышц извивающийся грифон.