– Думал, – признался Джим. – Но ни к каким выводам не пришел, я же не ученый какой-нибудь.
– Когда «дядя» получит телегу, что он сделает?
– Затаится, – уверенно сказал Джим. – Дядя резких движений не любит. Начнет досье собирать и перестанет посылать нас на настоящие операции, ерунду какую-нибудь подсовывать начнет, чтобы информацию потихоньку собирать. А с другой стороны, был же этот временной рекорд, тогда…
– Да, я понял.
– Вопросов после него задавали совсем немного, хотя вопросы возникнуть должны были, согласен?
– Согласен. Как нам это тогда удалось, я даже себе объяснить не могу.
– А может, действительно зараза какая-нибудь, сначала ты заразился, потом я.
– Почему это я сначала заразился? – вскинулся Тони. – Это ты еще на Ниланде от дикарки своей подцепил не пойми что!
Джим неодобрительно покачал головой.
– Я знал, что ты на это переведешь. Но это же давно было, и потом, доктора нам объяснили – гормональная зависимость и все дела. Вот ты не злись, а давай разложим все по полочкам.
– Знаю я твои полочки, у тебя всегда я остаюсь виноватым.
Тони допил пиво и поставил бутылку на стол.
– Даже если мы заразились какой-то редкой болезнью, которая помогает нам выживать, это только на пользу. Ты вон три пули в спину получил, а потом их просто выплюнул.
– Да я их не выплевывал! – возмутился Джим. – Я их выхаркивал вместе с кусками легких, если хочешь знать!
– Ну, допустим. Но ты жив, и легкие при тебе, вон как ты дышишь, даже харя красная…
Джим отмахнулся и, вернувшись в кресло, с подчеркнутым равнодушием стал переключать каналы. Тони делал вид, что ему это тоже интересно, и смотрел на мигающий экран ТВ-бокса.
– На обед пойдем? – спросил он через какое-то время.
– Можно. Мне кажется, та баба за нами следила. Нужно за ней еще понаблюдать, нам главное не притащить за собой «хвост» в Галлиополис.
60
В номере карателей было тихо. Курц и Ленц, как всегда, перебирали оружие и боеприпасы, однако теперь это уже был не ежедневный осмотр арсеналов, а подготовка к действиям. Приближался торжественный момент, ради которого они привыкали к миру людей, претерпевая мучительные трансформации.
Симон расхаживал по гостиной, репетируя краткую речь, ее он обязан был произнести перед решающим моментом карательного удара – они не были бандитами, они являлись исполнителями судебного приговора, а это налагало особые обязательства.
Одно только смущало Симона. Врагов Дифта он представлял себе иначе, кем-то вроде деструкторов из враждебной цивилизации вакмастеров – синтетические мышцы, фокусная броня, ионные секиры. Одно мгновение промедления с ними грозило гибелью. А эти двое…
Симон поначалу отказывался верить увиденному, все сличал архивные факты, стыковал логические цепи – может, где-то ошибка? Досадный сбой? Но нет, пассажиры номера двадцать шесть дробь четыре и были теми самыми жестокими убийцами, посягнувшими на жизнь одного из лучших сынов просвещенного Дифта. А то, что выглядели они совсем не так, как ожидалось, вдруг сделалось в глазах Симона той самой коварной чертой, которая, возможно, и сыграла роковую роль в судьбе наместника Дифта – генерала Тильзера.
– Я понял, – произнес Симон, остановившись. – В этом их основное преимущество.
– Вы о чем, сэр? – спросил Ленц, проворачивая в пушке ротор патронной подачи.
– Я говорю о государственных преступниках. Их кажущаяся легкость и безобидность могли сыграть с нами злую шутку.
– Но ведь не сыграла?
– Еще нет.
– Когда мы совершим акт справедливого возмездия? – спросил Курц, вытирая о платок пальцы.
– Не вижу причин откладывать. Полагаю, мы пропустим обед, чтобы подготовиться надлежащим образом, а во время ужина совершим неизбежное.
– А как насчет женщины, которая вела себя подозрительно? Вы говорили, она на вас воздействовала?
– Да, признаться, я почувствовал попытку вмешательства в мое личностное самоустройство…
Симон пошевелил бровями.
– Полагаю, если вечером она окажется в зале, мы убьем и ее тоже.
– А если нам что-то помешает?
– Если возникнет угроза выполнению задания, мы взорвем все судно.
В то время как каратели с Дифта планировали операцию, на другом борту судна в таком же номере сидели друг напротив друга мужчина и женщина.
– Из того, что тебе удалось выхватить, нельзя построить никаких выводов, – сказал Ян, внимательно рассматривая ногти на руках. Он играл роль самовлюбленного красавчика, а потому регулярно покрывал их бесцветным лаком.
– Я понимаю, но то, как он «захлопнулся»… – Женщина покачала головой и смахнула с сигареты пепел. Ее ролевой типаж нуждался в сигаретах. – Это было похоже на бегство застигнутого врасплох. И потом, что он делал возле номера двадцать шесть дробь четыре? Слишком много случайных совпадений.
– Но они не носят оружия, Люкс.
– Это не значит, что у них его нет совсем.
– И что ты предлагаешь?
– Ничего не предлагаю. Просто мы будем лучше присматривать за ними и уж без оружия не сделаем ни шагу.
– Тебе хорошо говорить, у тебя есть сумочка.
– А у тебя пиджак с карманами.
Люкс поднялась, затушила сигарету в пепельнице и взяла со стула сумку.
– Пойду к себе, а то горничная уже уши стерла о дверь твоего номера. Хочет услышать сладострастные стоны.
– Здесь все помешаны на сексе, – отмахнулся Ян.
61
Обед проходил без происшествий, Джим и Тони заказали все, что хотели, и никто не навязывал им лишнего. Официант попался учтивый и внимательный, он принес именно то, что просили, и Джим даже пожалел, что за включенный в стоимость билета обед не нужно платить чаевых.
Девушка, которую Джим подозревал в слежке за ними, на обед явилась, но не выказывала никакого интереса к напарникам и лениво ковыряла вилкой свой салат. Официант вился вокруг нее ужом, стараясь угодить, но она лишь натянуто ему улыбалась и равнодушно скользила взглядом по залу.
– А она ничего, – сказал Тони.
– Ничего, – согласился Джим, – только курит.
– Курит?
– А вон ей официант сигареты несет и пепельницу.
Девушка действительно закурила, над ее столиком, вздрогнув, заработала вытяжная панель.
На обед пассажиров пришло меньше, некоторые столики пустовали, особенно бросалось в глаза отсутствие неразлучной троицы спортсменов. Без них правый фланг зала выглядел совсем пустым, положение не спасала даже парочка свиноводов, вычищавших свои тарелки до блеска.