Противостояние - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Кинг cтр.№ 216

– Почему ты так себя вела? – спросил он женщину тихо, но матушка Абагейл расслышала каждое слово.

Женщина пропустила вопрос мимо ушей, молча прошла мимо него. Лео умоляюще посмотрел на Андервуда, однако власть принадлежала женщине, по крайней мере сейчас, и маленький мальчик позволил ей увести себя, увести подальше.

Наступила пауза, и матушка Абагейл внезапно поняла, что не может ее заполнить, хотя это необходимо…

…ведь так?

Разве не ее обязанность – заполнять паузы?

И тут в голове у нее прозвучал мягкий голос: Правда? Это твоя обязанность? За этим Бог привел тебя сюда, женщина? Чтобы назначить официальным встречающим у ворот Нового Сиона?

Я не могу думать, запротестовала матушка Абагейл. Эта женщина права: я УСТАЛА.

Он приходит не только в своем обличье, настаивал внутренний голос. Еще и в обличье волка, ворона, змеи… женщины.

И что это означало? Что здесь случилось? Что, во имя Господа?

Я сидела, такая самодовольная, ожидая, что ко мне придут поклониться – да, именно так я считала, – и пришла эта женщина, и что-то случилось, и я упускаю, что именно. Но что-то в этой женщине… так ли? Ты уверена? Уверена?

Вот когда возникла пауза, и они все вроде бы смотрели на нее, ожидая, что она покажет себя. А она не собиралась этого делать. Женщина и мальчик скрылись из виду, словно они были истинными верующими, а она – жалким, лыбящимся Синедрионом [157] , и они сразу это увидели.

Ох, но я старая! Это несправедливо!

И тут же, вслед этой фразе, послышался другой голос, едва слышный, низкий и рациональный, голос, который не принадлежал ей: «Не настолько старая, чтобы не понять, что эта женщина…»

Но на крыльцо уже поднимался еще один мужчина, нерешительно и почтительно.

– Привет, матушка Абагейл. Я Зеллман. Марк Зеллман. Из Лоувилла, штат Нью-Йорк. Вы мне снились.

И она оказалась перед внезапным выбором, лишь на мгновение мысленно отметив это. Она могла ответить на приветствие мужчины, поболтать с ним, чтобы он немного расслабился (но не совсем, этого ей как раз не хотелось), а потом точно так же принять следующего, и следующего, и следующего, получая от них все новые слова и знаки уважения, будто пальмовые листья, – или проигнорировать их всех и отдохнуть. Отправиться по тропе собственных мыслей, которая уходила в глубины ее сознания, поискать, что именно пытался сказать ей Господь.

Женщина эта…

…что?

Имело ли это значение? Женщина ушла.

– Мой внучатый племянник жил в северной части штата Нью-Йорк, – ответила она Марку Зеллману. – В городе Роузес-Пойнт. На самой границе с Вермонтом у озера Шамплен. Слышали о таком?

Марк Зеллман заверил ее, что слышал, что практически все в штате Нью-Йорк знали об этом городе. Бывал ли он там? На его лице отразилась печаль. Нет, не бывал. Всегда собирался.

– Судя по тому, что писал Ронни, вы немного потеряли, – ответила она, и Зеллман ушел, сияя, как медный таз.

Другие подходили, чтобы засвидетельствовать свое почтение, как это делали путники, прибывшие ранее, и как сделают те, кто прибудет в последующие дни и недели. Подросток, которого звали Тони Донахью. Джек Джексон, автомеханик. Молодая медсестра Лори Констебл – вот кого им не хватало. Старик Ричард Феррис, которого все звали Судья; он пристально посмотрел на нее, и вновь ей стало как-то не по себе. Дик Воллман. Сэнди Дюшен – красивая фамилия, французская. Гарри Данбертон, который тремя месяцами ранее зарабатывал на жизнь, продавая очки. Андреа Терминельо. Смит. Реннетт. Многие другие. Матушка Абагейл говорила со всеми, кивала, улыбалась, успокаивала, но удовольствие, которое она получала от этого раньше, сегодня ушло, и она ощущала боль в запястьях, и пальцах, и коленях, а кроме того, понимала, что ей пора посетить «Порт-о-сэн», и если она не сделает этого по-быстрому, на платье появится пятно.

Да еще это чувство, уже тающее (к вечеру оно исчезнет полностью), что она упустила что-то очень важное и потом будет горько об этом сожалеть.

Ему думалось лучше, когда он писал, и он записывал все, что могло оказаться важным, двумя фломастерами, синим и черным. Ник Эндрос сидел в кабинете дома на Бейзлайн-роуд, который делил с Ральфом Брентнером и женщиной Ральфа, Элайзой. Уже почти стемнело. Красавец дом стоял чуть ниже громады Флагштоковой горы, но повыше Боулдера, поэтому из широкого окна гостиной открывался прекрасный вид на расходящиеся во все стороны улицы и дороги. Окно снаружи было покрыто какой-то отражающей пленкой, поэтому обитатели могли видеть все, тогда как прохожим заглянуть внутрь не удавалось. Ник предполагал, что такой дом мог стоить порядка полумиллиона долларов… владелец же и его семья таинственным образом исчезли.

За время долгого путешествия из Шойо в Боулдер, сначала в одиночку, потом с Томом Калленом и другими, Ник побывал в десятках, даже сотнях городов, больших и малых, и во всех дома превратились в склепы с разлагающимися трупами. Боулдер не мог отличаться от остальных… однако отличался. Нет, трупов в нем хватало, они видели тысячи трупов, и с ними предстояло что-то сделать, прежде чем закончатся сухие, жаркие дни и польют осенние дожди, ускоряя разложение и, возможно, приводя к болезням… но все-таки маловато для такого города. Ник задавался вопросом, заметил ли это кто-то еще, помимо него и Стью Редмана… Лаудер, наверное. Лаудер замечал практически все.

На каждый дом или общественное здание, заваленное трупами, приходился десяток других, совершенно пустых. Каким-то образом на последнем этапе эпидемии большинство жителей Боулдера, как больных, так и здоровых, ушли из города. Почему? Он полагал, что значения это не имело и, судя по всему, причину им узнать не удастся. Но факт оставался фактом: матушка Абагейл сумела привести их в единственный достаточно большой город Соединенных Штатов, очищенный от жертв эпидемии. Одного этого было достаточно, чтобы заставить даже такого агностика, как он, спросить себя: а где она взяла информацию?

Ник занял три комнаты на первом этаже дома, уютные комнаты, обставленные мебелью из сосны. Никакие уговоры Ральфа увеличить занимаемую площадь результатов не дали – он и так чувствовал себя незваным гостем, – но комнаты ему нравились… и до этого путешествия из Шойо в Хемингфорд-Хоум он не подозревал, как ему недостает других людей. Он до сих пор не мог утолить жажду общения.

Впрочем, так хорошо, как сейчас, он не жил никогда. В эти комнаты Ник попадал через черный ход и держал десятискоростной велосипед под навесом у двери, где тот стоял, утонув чуть ли не по оси в опавших осиновых листьях, которые копились там не одно десятилетие. Он начал собирать библиотеку, которую всегда хотел иметь, но не мог позволить себе, стран ствуя по стране. Раньше он читал много (в эти новые времена с трудом удавалось выкроить часок-другой, чтобы посидеть и душевно поболтать с книгой), и некоторые из книг на полках – по большей части еще пустых – были давними друзьями: он брал их в библиотеках, где за книгу приходилось платить по два цента в день. В последние несколько лет ему ни в одном городе не удавалось прожить достаточно долго, чтобы получить читательский билет. Другие книги он еще не прочитал, но заглядывал в них, заходя в библиотеку. И сейчас, когда он сидел за столом с бумагой и фломастерами, одна из этих книг лежала у его правой руки – роман «И поджег этот дом» Уильяма Стайрона. Нужную страницу Ник заложил десятидолларовой купюрой, подобранной с мостовой. Денег на улицах хватало – ветер тащил их вдоль ливневых канав, – но Ника удивляло и забавляло, сколько людей – и он в том числе – по-прежнему останавливалось, чтобы подобрать их.