Когда Ральф в первый раз отправился в Лондон, Поппи вздохнула с облегчением. Она уже стала бояться дня, когда Ральф скажет ей, что пора собирать вещи и уезжать из Херонсмида. Конечно, Поппи скучала по Ральфу, и без него дом представлялся ей пугающе тихим, однако она надеялась, что он до некоторой степени возвратит себе душевное равновесие, что Лондон обеспечит ему именно то общество, в котором Ральф так нуждается, и он будет возвращаться к ней хотя бы на время умиротворенным. Но краткие визиты в столицу делали его только еще неугомоннее. Каждая следующая поездка была длиннее, чем предыдущая, а перерывы между ними, когда Ральф жил в Херон-смиде, становились все короче. Во время своих приездов домой он бывал раздражительным и у него постоянно менялось настроение. Казалось, он не знает, чем заполнить дни. Он всегда ненавидел бывать один, а тут вдруг завел привычку по вечерам подолгу гулять в одиночестве. И впервые, с тех пор как они с Поппи познакомились, он не строил грандиозных планов, как бы семье Мальгрейвов разбогатеть.
В марте Ральф предложил Поппи перебраться в Лондон. «Можно поселиться в доме у Фейт, — сказал он: — поскольку Джейк там больше не живет, свободных комнат полно». Поппи ответила отказом. Ей казалось, что это сумасшествие — взять и прямо сейчас переехать в Лондон, а кроме того, ей было хорошо в Херонсмиде. К ее изумлению, Ральф не стал настаивать. Он только пожал плечами, сказал: «Как хочешь», — и отправился на очередную прогулку. Тогда Поппи еще не понимала, какие последствия вызовет ее отказ уехать из Херонсмида.
Поппи списывала угрюмость и раздражительность Ральфа на то, что он вынужден жить в ненавистной ему стране. До тех пор пока месяц назад не нашла эту записку. В тот день внезапно полил сильный дождь. Поппи кинулась спасать сохнущее на веревке белье и схватила первое попавшееся под руку пальто. Это оказалось старое черное пальто Ральфа. Выбегая в сад, она непроизвольно сунула руки в карманы и нащупала смятый клочок бумаги. Поппи развернула его, ожидая увидеть… ну, например, рецепт. Или театральный билет. Но уж никак не любовную записку.
Она помнила, как стояла в саду, и дождь размывал синие буквы. Через пару минут уже нельзя было прочесть ни слова. Но каждое из них она запомнила навсегда.
«Милый Ральф — ты еще по мне не соскучился?
Л.»
Первой ее мыслью было — как все это банально. Любовная записка в кармане пальто. Как заурядно. И это Ральф, который гордился своей оригинальностью!.. Потом, когда душевная боль начала нарастать, она попыталась убедить себя в том, что ошибается. Что это записка от приятеля. Что в ней нет ничего компрометирующего. Но ей это не удалось. «Милый Ральф — ты еще по мне не соскучился? Л.». Сколько надменности, подумалось ей, в этих восьми словах, сколько самонадеянности. Теперь Поппи взглянула на поведение Ральфа по-новому и увидела: то, что она принимала за недовольство окружением, в котором ему приходится жить, на самом деле было нетерпением влюбленного. Ненавидя себя за то, что делает это, и Ральфа — за то, что он вынуждает ее это делать, Поппи как-то раз проследила за ним во время его вечерней прогулки. Он направился к телефонной будке на другом конце деревни. Он разговаривал больше часа. И Поппи догадалась, с кем он говорил, — с Л.
У Ральфа и в прошлом бывали романы, всегда с кем-нибудь из Квартиранток. В первый раз это случилось после рождения Николь, когда Поппи болела и у них совсем не было денег. Потом, в тридцать седьмом, когда они уехали из Испании, была Луиза. Поппи смогла припомнить еще пару случаев. Эти романы длились самое большее пару недель, пока Поппи не отправляла девицу паковать вещи, а Ральф не начинал умолять ее о прощении. Она прощала его, потому что понимала: эти женщины ничего не значат для Ральфа и они нужны ему, только чтобы поддерживать его самолюбие в трудные времена.
Но теперь все было иначе. На сей раз он влюбился. Это было ясно видно по его отрешенности, по тому, как он не находил себе места в разлуке с этой неизвестной Л. Постоянные перепады в его настроении, от эйфории до черного отчаяния, говорили о том же.
И на этот раз Поппи страдала. Посмотрев в зеркало, она убедилась, что выглядит на все свои сорок два года, и с горечью подумала, что еще несколько лет назад перешла границу среднего возраста. Ее золотистые волосы уже припорошены серебром, а годы жизни под южным солнцем не лучшим образом отразились на нежной коже англичанки. Когда тебе сорок два, в этом мало приятного. Она быстро устает, и у нее часто болит голова. Ее организм уже никогда полностью не оправится от последних преждевременных родов. Дети разъехались, и остается лишь тосковать по ним, вспоминая те теплые солнечные дни, когда они были еще совсем крошками. Поппи представила себе Л. — молодую, красивую, с упругим телом, еще не испорченным беременностями.
В самые тяжелые моменты Поппи спрашивала себя, что будет, если она умрет? Станет ли кто-то действительно тосковать по ней? Все, с кем она была дружна, теперь далеко, у детей — своя жизнь, Ральф влюбился в другую, а сестры… Она слишком долго была вдали от Англии, чтобы между ними сохранилась какая-то близость. Поппи подумывала о том, чтобы уличить Ральфа в неверности, но потом отказалась от этой мысли. Она уже не была уверена, что он, как раньше, попросит у нее прощения.
Джонни Деллер, канадский летчик, взял в аренду три весельные лодки. Николь не представляла себе, где он их откопал, но у Джонни был талант доставать даже то, что вообще невозможно было достать, например, шоколад или нейлоновые чулки. Утром они отправились кататься по Эйвону. Николь затеяла гонки и сама села в лодку к Тьери шкипером. Она сидела на коленках на носу лодки, держа под мышкой Минни, и, давясь смехом, выкрикивала «раз, два, раз, два», задавая темп гребцу. Заросшие осокой берега стремительно проносились мимо. Победил Джонни, и Николь увенчала его короной из кувшинок.
Потом они перекусили и пошли купаться. Николь не взяла купального костюма (в облегающей одежде ее живот выглядел нелепо), поэтому сначала просто ходила по мелководью, но потом поскользнулась и провалилась под воду. Она вынырнула, отплевываясь, и неуклюже поплыла на середину реки. Искупавшись, они расположились на заросшем лютиками лугу. Николь прилегла на траву, положив мокрую голову на грудь Джонни. На жаре ее платье высохло очень быстро. Она чувствовала, как заботливые руки Джонни распутывают ее мокрые волосы. Глаза ее были закрыты, но она знала, что Тьери, сидящий в тени каштана, внимательно наблюдает за ней.
В Комптон-Деверол они вернулись уже поздно вечером; один из голландцев довез Николь на велосипеде. Лаура Кемп уехала ухаживать за сестрой, которая недавно перенесла операцию, но в доме было полно народу: эвакуированных и друзей дома, съехавшихся на уик-энд. Николь наготовила невероятное количество гуляша и отправила голландца в подвал за старыми, покрытыми пылью бутылями вина. После ужина они сыграли в шарады и очень сложную музыкальную игру, которой научил Николь Феликс. Джонни играть отказался, он предпочел бутылку бренди и сигарету, зато Тьери с удовольствием принял участие и выиграл с первого раза. Тьери был очень умен. Потом один из приятелей Николь по Би-би-си предложил сыграть в прятки. Комптон-Деверол, сказал он, где столько темных чуланов и комнатушек, как нельзя лучше подходит для этой игры.