Следы на песке - читать онлайн книгу. Автор: Джудит Леннокс cтр.№ 17

Когда за ним пришел охранник, Джейку как раз снился сон о мужчине, который сгорел заживо. Вероятно, из-за этого сна он поначалу отказывался идти куда-либо, но Луис успокоил его, сказав, что за ним приехала сестра. До Джейка не сразу дошел смысл его слов: он не мог представить себе Фейт посреди этой грязи и холода, а когда понял, что это правда, не смог сдержать слез облегчения. Он обнял Луиса, прошептал ему: «Встретимся в Париже», и пошел за охранником через дюны.

В первое мгновение он Фейт не узнал. На ней было старое голубое платье и мамино манто, и Джейк с большой неохотой вынужден был признать, что выглядит она сногсшибательно и необычно, как иностранка. Похоже, охранники разделяли это мнение: они предлагали ей сигареты, кофе и лезли вон из кожи, чтобы чем-нибудь угодить. Она жеманно смеялась, что было на нее совершенно не похоже, но, едва она увидела Джейка, выражение ее лица изменилось.

— О, Джейк! — воскликнула она, бросилась к нему и обняла. Он понял, что она плачет, только когда почувствовал у себя на шее ее горячие слезы.

Понимая, что Джейку сейчас нужно отвлечься, чтобы не сойти с ума, Фейт не стала его ни о чем расспрашивать, а принялась рассказывать сама.

— Я сказала им, что я дочь английского герцога, а ты — мой брат. Ну и, конечно, пришлось дать на лапу. Хорошо еще, что в машине нашлись какие-то деньги.

Увидев машину, Джейк широко раскрыл глаза и воскликнул:

— Господи, да это «фантом»!

Фейт пришлось рассказать ему о Жиле.

— Ты его любовница?

— Конечно, нет. — Фейт открыла отделение для перчаток и достала оттуда фляжку с коньяком. — Просто он ходит в кафе, где я работаю. Но он симпатичный. Думаю, он контрабандист.

Она дала Джейку коньяка, скормила ему шоколадку, которая тоже нашлась в отделении для перчаток, и накинула на плечи плед. Они поехали, и Фейт заметила, что по мере того как Испания и лагерь беженцев остаются далеко позади, напряжение постепенно отпускает Джейка. Через некоторое время она спросила:

— Почему ты сбежал на эту войну, Джейк?

Он пожал плечами.

— Из-за Феликса. Помнишь, он сказал, что республиканцы проиграют. — Он усмехнулся. — Я воображал, что буду сражаться за свободу. Не очень-то у меня получилось сдержать нарастающую волну фашизма, ты не находишь?

Фейт пригляделась к нему. Джейк заметно изменился с тех пор, как полтора года назад покинул Ла-Руйи. Об этом говорили не только ввалившиеся щеки, грязь и щетина, чувствовалось, что произошедшие в нем перемены глубоки и необратимы.

— Ты всегда был чрезмерно честолюбив, — сказала Фейт, но при этом нашла и сжала его руку. — Как там было?

— Все время шли дожди, у меня прохудился сапог, и я стер ногу до крови. И у меня почти не прекращался понос, а еще я постоянно сбивался с дороги. Мы все время куда-то шли, а как только добирались до места, оказывалось, что нужно идти куда-то еще. Я мерз, уставал, и у винтовки вечно заедал затвор. — Он вынул из кармана потрепанный кисет и протянул Фейт. — Не скрутишь мне сигарету? А то у меня слишком руки дрожат.

Он закашлялся, но она все равно свернула ему сигарету. Джейк сделал несколько затяжек и проговорил:

— Я никак не мог взять в толк, что же от меня требуется. Я-то думал, что это… очевидно. Вперед в атаку. Добро, зло и все такое. Но черта с два. — Он снова закашлялся. — То есть, это все было, конечно, и тем более обидно, что фашисты, похоже, победили. Но я увидел, что творят люди, воевавшие на нашей стороне, и начал думать… — Он моргнул и надолго замолчал, глядя в окно.

Подождав, Фейт осторожно спросила:

— Что ты собираешься делать теперь, Джейк?

— Избавлюсь от этого чертового кашля, — лицо его неожиданно озарила знакомая обаятельная улыбка, — и махну в Париж. Один мой друг знает там человека, у которого своя газета. Хорошо бы ты тоже приехала, Фейт.

В Париже Джейк поселился на левом берегу, на улице Сен-Пер, в одной квартире с Луисом и английским художником по имени Руфус Фоксуэлл. Руфус постоянно шутил по поводу названия газеты, в которой работали Луис и Джейк.

— «L'Espoir»? Скорее уж «Le'Despoir». [16]

В душе Джейк готов был с ним согласиться. Если когда-то он и питал страсть к политике, то вся она сгорела в горниле испанской войны, а кроме того, его работа в «L'Espoir» состояла по большей части в том, чтобы торчать под дождем, пытаясь всучить равнодушным прохожим очередной номер этой чертовой газеты. Проработав месяц, Джейк ушел оттуда и устроился в бар, где больше платили и, по крайней мере, было сухо.

Джейк был без ума от Парижа, от его широких улиц, неярких, изящных зданий и утреннего солнца над Сеной. После изнуряющего зноя Жиронды парижский воздух бодрил, словно хорошее вино. Женщины были точь-в-точь такими прекрасными и грациозными, как и говорил Луис, со стройными, затянутыми в шелк ножками и стильными шляпками на завитых локонах. Джейк влюбился в первый же день, но не прошло и недели, как он уже пылал страстью к другой. Он быстро научился взглядом или улыбкой выражать свою заинтересованность. Он преследовал объекты своего вожделения с упорством и настойчивостью: то, что они были замужем, или богобоязненны, или обещаны кому-то другому, только придавало ему пыла. Добившись победы и пресытившись ею, он посылал девушкам лаконичную записку, в которой в нужных пропорциях сочетались непреклонность и сожаление.

В тот день, когда Франция объявила войну Германии, Джейк, Луис и Руфус с самого утра накачались бренди. А через неделю Руфус привел в дом Анни. Анни была немкой, и когда-то у них с Руфусом был роман. Она была невысокая, крепкая, с короткими темными волосами и угольно-черными глазами, носила широкие брюки и свитера в полоску и смахивала, на взгляд Джейка, на коренастого школьника со скверным характером. Джейк, который пригласил к обеду свою последнюю подружку, длинноногую блондинку по имени Мари-Жозеф, счел Анни абсолютно непривлекательной. У нее обо всем было давно устоявшееся и довольно резкое мнение, и она не утруждала себя разъяснением своих взглядов другим людям. За обедом — они ели мясо в красном вине, которое приготовил Луис, — разговор вполне естественно зашел о войне. Жорж, редактор газеты, был уверен, что война закончится в ближайшие несколько месяцев. И тут Анни своим гортанным голосом с немецким акцентом спросила:

— Куда ты подашься, Луис? В конце концов, ты испанский коммунист, так что в Париже ты в такой же опасности, как и я.

Все уставились на нее. Руфус спросил:

— О чем ты, Анни?

Она зажгла сигарету, затянулась и только потом ответила:

— О том времени, когда наци возьмут Париж.

Кто-то засмеялся. Джейк сказал: