Однако они встретились всего несколько недель спустя. Фрэнсис повел Робин в маленький ночной клуб в Сохо; уже под утро во время танца на его плечо легла чья-то рука и женский голос сказал:
— Как и следовало ожидать, скука смертная. Кое-кто решил сбежать домой к Тео. Ты нам нужен, Фрэнсис.
Он тут же узнал этот голос. По его спине побежали мурашки: до сих пор Фрэнсис считал, что такое бывает только в дешевых романах. Он позаимствовал у друга «эм-джи» и сел за руль. Робин сидела рядом с ним, а Ивлин — на заднем сиденье. Ее присутствие казалось Гиффорду невыносимым. Когда Ивлин скучающим голосом сказала: «Поскорее, Фрэнсис, что ты плетешься как черепаха», — он нажал на педаль газа и помчался по темным лондонским улицам, срезая углы, стрелой пролетая узкие переулки и едва успевая разминуться со встречными автомобилями.
Дом Тео Харкурта в Ричмонде был полон народу, но слуг там не было. В гостиной играл граммофон; ее застекленная створчатая дверь была открыта, и гости танцевали в огороженном саду. На кухне обосновались молодые люди, совершившие налет на кладовку и холодильник; все свободные поверхности были уставлены пустыми бутылками и грязными тарелками. Робин начала искать чистые чашки и блюдца. Люди входили и выходили, споря между собой.
— Да… Но если бы кто-нибудь угрожал твоей… Гм… Сестре…
— Не смеши меня, Лео…
— Это не смешно. Если бы какой-нибудь ублюдок с пистолетом угрожал твоей… сестре и хотел…
— Моя сестра сказала бы, чтобы я убирался и не портил ей удовольствие. У нее физиономия как задница у автобуса.
Последовал взрыв хохота. Лео обиженно сказал:
— Брось, Берти, ты знаешь, что я имею в виду. Ты бы убил этого гада, правда?
— К сожалению, он прав. Пацифизм имеет свои границы.
— Понял? — Лео ткнул собеседника пальцем в грудь. — Если какой-нибудь грязный иностранец станет волочиться за твоей сестрой…
— А ваша сестра имеет право голоса?
Фрэнсис, прислонившийся к буфету и куривший сигарету, посмотрел на Робин. И молодые люди тоже. Гиффорд знал, что Робин вне себя от гнева.
— Вы говорите так, словно женщины не способны постоять за себя. Словно у нас и мозгов-то нет.
— Бросьте, дорогуша. — Пьяный Берти мельком посмотрел на Робин. — У эмансипации тоже есть пределы. Если начнется война и к нам вторгнется враг, каждый будет сам за себя. Победит сильнейший, а слабейшего поставят к стенке.
— По-вашему, это и есть основа цивилизованного общества?
Лео погрозил ей пальцем, снова пробормотал:
— Если он штанет волочиться за вашей шештрой… — А затем сполз по стене на кафельный пол и свернулся калачиком.
— Он никогда не умел пить.
Берти с другом утащили Лео с кухни.
— Полные болваны, — спокойно сказал Фрэнсис, когда они исчезли. — И все же они в чем-то правы.
Робин повернулась и уставилась на него:
— О господи… Что ты имеешь в виду?
Он пожал плечами:
— Большинство прихвостней Тео верит чепухе, которую читает в «Таймс». Что Адольф Гитлер — не стоящий внимания иностранец, представитель низшей части среднего класса и не может серьезно угрожать великой Британской империи. Но, кажется, эти малые начинают чувствовать, куда ветер дует.
— Они ошибаются! — с жаром ответила Робин. — Жестоко ошибаются. Второй войны не будет. — Ее лицо побелело как полотно.
— Еще как будет, — ответил Фрэнсис.
— Фрэнсис, как ты можешь такое говорить…
— Брось, Робин. Ты знаешь, что это правда.
— В наше время идеи пацифизма разделяют тысячи людей. Десятки тысяч.
Она отставила чайницу, не обращая внимания на свист закипевшего чайника.
— Как ты можешь говорить об этом с таким самодовольным видом?
— Я не самодовольный. Просто реалист.
— А я, по-твоему, нет?
Фрэнсис не стал отвечать прямо. Просто высказал то, в чем был убежден уже давно. Правда была неприятная и неутешительная, но он к ней уже привык.
— Робин, вторая мировая война будет. И на этот раз в ней будем участвовать все мы. Ты… Я… все. Не только молодые люди, как было в прошлый раз. А мы все.
— А работа, которую я делаю? А петиции?.. А…
Гиффорд перебил ее:
— В конечном счете не сыграют никакой роли. Германия вышла из Лиги Наций и из Конференции по разоружению. Не слишком хорошее предзнаменование, верно? Если люди хотят войны, их не остановят все разговоры в мире.
Робин мгновение смотрела на него, а потом быстро вышла из комнаты. Фрэнсис знал, что огорчил ее, знал, что должен пойти за ней, однако это не поколебало его уверенности в собственной правоте. Да, он был пьян, но ведь что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Будь у Фрэнсиса время подумать, он нашел бы более обтекаемые выражения, но сказал бы то же самое.
На кухонном столе осталось полбутылки шотландского. Фрэнсис откупорил ее и жадно выпил. А потом стал бродить по дому, пытаясь ни о чем не думать. Он видел Ивлин и Робин и избегал обеих. Фрэнсис не мог смотреть на Ивлин без чувства унижения, смешанного с желанием; глядя на Робин, одиноко стоявшую в углу гостиной, он понимал, что ее не следовало сюда привозить. Тео не ценил ту часть его души, которая искала успокоения в объятиях Робин. А сейчас Фрэнсис отчаянно нуждался в деньгах Тео и дверях, которые тот мог открыть. Он испытывал чувство вины, понимая, что Робин скоро вызовет такси и уедет домой одна. Парочки уходили и исчезали в ночи. Фрэнсис прищурился, пытаясь сосредоточиться, и посмотрел на часы. Было около четырех часов утра. Впрочем, музыка еще играла, Тео еще рыскал по дому, наполнял бокалы, поддерживал беседу и дразнил тех, кто начинал советь и клевать носом. Это вполне устраивало Фрэнсиса, которому не хотелось оставаться наедине со своими мыслями.
Когда послышался выстрел, он был в столовой и шарил в буфете, пытаясь найти еще одну бутылку виски. У подножия лестницы стояли Тео и полдюжины гостей. Один из молодых людей держал в руке пистолет и целился в большой портрет, висевший на лестничной площадке.
— Моя бабушка, — сказал Тео. — Злющая старая ведьма.
Молодой человек нажал на спусковой крючок, прозвучали два выстрела, и все посмотрели наверх. В штукатурке рядом с портретом красовались две дырочки.
— Теперь моя очередь, — сказал Берти Форбс, прицелился и выстрелил.
— Берти, ты попал ей в шляпу, — сказала какая-то девушка. — Рана не смертельная. — Послышался хохоток.
— Теперь ты, Фрэнсис, — сказал Тео и протянул ему пистолет.
Гиффорд всегда хорошо стрелял. Это был один из его странных, бесполезных, никем не востребованных талантов. Фрэнсис презирал военную подготовку, которой его заставляли заниматься в школе, однако неизменно выигрывал все кубки по стрельбе. Еще одна ирония судьбы, часто думал он.