Наступило сухое и жаркое лето, дождя не было несколько недель. Элен оставила коляску у пруда и села на траву, держа Томаса на коленях. Но долго малыш не усидел; он нетвердо поднялся, держась за руки Элен и широко улыбаясь ей. Теперь у него было три зуба; Элен казалось, что она видит верхушку четвертого. От него чудесно пахло присыпкой и детским мылом. Элен прижала его к себе, наслаждаясь прикосновением к теплой бархатистой коже. Тем временем Гусси бросала уткам кусочки хлеба; Элен тщательно следила за тем, чтобы девочка не подходила близко к воде.
— Этот пруд похож на море? — спросила малышка.
— Море больше. Гораздо больше, — ответила Элен и улыбнулась.
Ей, никогда не видевшей моря, предстояло провести со Сьюэллами две недели в Ханстэнтоне, на южном побережье. Похоже, предстоящее путешествие возбуждало ее не меньше, чем Гусси. Несколько дней назад она набралась храбрости и попросила у отца разрешения сопровождать Сьюэллов во время отпуска. «Папа, это всего на неделю, — сказала она. — Я буду писать тебе каждый день». Отец согласился, и Элен возликовала. Ей представлялись теплые моря, голубое небо и золотой песок. Она начала шить себе купальник.
Было четыре часа. Элен снова посадила Томаса в коляску и пошла домой. Свернув за угол, она сразу поняла: что-то случилось. У ворот стояла миссис Сьюэлл, ее когда-то красивое лицо исказила тревога. Элен, толкавшая тяжелую коляску, прибавила шаг; ее бросило в пот.
Миссис Сьюэлл побежала ей навстречу:
— Ох, Элен… Вам нужно срочно вернуться домой… Нам позвонили по телефону… Ваш отец…
— Папа заболел? — упавшим голосом выговорила Элен.
— Они сказали «несчастный случай». Звонила медсестра… Подробностей она не сообщила… Милая, мистер Фергюсон в больнице. В Эли. Я хотела попросить Рональда отвезти вас, но у него лекция, а я плохо разбираюсь в машинах… Понимаете, они такие норовистые… Нужно делать руками одно, а ногами другое. Но через полчаса туда пойдет поезд…
В поезде Кембридж — Эли у нее была уйма времени, чтобы представить себе случившееся. Отец обварился, пытаясь вскипятить чайник… Бетти накормила отца рыбой, от которой ему всегда становится плохо… Простуда, что он подхватил летом, перешла в воспаление легких… Перси подвернулся отцу под ноги, и он упал с лестницы…
Когда Элен шла по гулким коридорам больницы, у нее сводило живот от страха, а сердце стучало как сумасшедшее. Суровая и чопорная медсестра, провожавшая ее в палату отца, басила через плечо:
— Мисс Фергюсон, к сожалению, ваш отец упал и сломал ногу. К тому же он немного простудился и страдает от шока.
При виде ноги в гипсе у нее сжалось сердце. Кожа отца приобрела сероватый оттенок. Он лежал на спине, обложенный подушками. Элен никогда не видела его таким беспомощным, таким… старым. По ее щеке покатилась одинокая слеза.
— Папа… — прошептала Элен и взяла отца за руку.
— Споткнулся о метлу… Кто-то оставил ее на тропинке… — прохрипел Джулиус Фергюсон и огорченно улыбнулся. — Вот старый дуралей…
Элен смотрела на него с ужасом. Вчера вечером она подметала сад, но как ни старалась, не могла вспомнить, убрала она метлу или нет.
— Старый Шелтон глух как пень, — объяснил преподобный Фергюсон. Шелтоном звали садовника. — А его мальчишки сегодня не было. Лежал там целый час. Служанки были в доме и ничего не слышали. Чуть голос не сорвал. Слава богу, пришел точильщик и нашел меня.
Сестра хлопотала вокруг, поправляя одеяла.
— Мисс Фергюсон, мы продержим здесь мистера Фергюсона несколько недель. Но можете не волноваться, он полностью поправится.
— О нет! — сказал Джулиус Фергюсон. — Я не выношу больницы. С тех пор как моя покойница… — Он нашел взглядом Элен. — Пусть меня отвезут домой. Элен присмотрит за мной. Правда, Цыпленок?
Элен ночевала в доме священника одна. Она не могла уснуть, представляла себе, как отец час за часом лежит в саду на дорожке, как ему больно и холодно. В пять часов утра она встала и принялась за уборку. Девушка видела, что стало с домом за те несколько месяцев, пока ее не было: на книжных полках пыль, в углах лестницы комочки пуха, на высоких потолках паутина.
Закончив уборку, Элен написала письмо миссис Сьюэлл. Поняв, что она не сумеет попрощаться с Гусси и Томасом, девушка заплакала. Она сложила руки на груди и слегка покачала ими, тоскуя по тяжести младенческого тельца. Она почувствовала досаду на отца, но вспомнила бледного беспомощного старика, лежавшего на больничной койке, и досаду тут же пересилило чувство вины. Внезапно Элен захотелось уйти из дома; мрачные голые комнаты, холодные коридоры и даже тиканье часов заставляли ее ощущать безотчетный страх. Элен сполоснула лицо водой из-под крана, взяла письмо и пошла к почтовому ящику.
Поднялся ветер, с полей несло мелкую черную пыль. Когда Элен добралась до почтового ящика в конце аллеи, пыль засыпала ей глаза и волосы. Она протерла глаза и увидела, что над полями несутся смерчи, ломая молодые пшеничные колосья. Для фермеров и арендаторов это могло стать катастрофой. Элен посмотрела на почерневшее небо, и ей стало еще страшнее. Казалось, земля сомкнулась и отрезала ее от остального мира. Налетевший шквал задрал ей юбку; ноги закололо тысячами острых иголок. В воздух поднялись тучи пыли, затмив встающее солнце. Небо почернело и стало зловещим, зеленая трава потемнела. «Глотал остервенело он прах от ног своих», — вспомнилась ей строка из Мильтона. Застыв на месте, Элен следила за этой противоестественной ночью, опустившейся на Болота.
Поскольку множество мелких фирм обанкротилось, печатный станок почти перестал приносить прибыль. Джо искал другую работу. Он обходил гаражи, стройплощадки и доки, злясь на себя за то, что так и не нашел своего призвания. Но работу искали сотни таких же молодых людей, как и он, многие стройплощадки закрылись, а профессия докера была семейной и передавалась из поколения в поколение. По вечерам Джо работал в пивной, понимая, что ему крупно повезло. Днем он все чаще принимал участие в акциях Национального движения безработных трудящихся — маршах, демонстрациях и пикетах у биржи труда. НДБТ поддерживалось коммунистами, и потому у Лейбористской партии не было официальных связей с этой организацией, но многие лейбористы тайно поддерживали членов движения, сочувствовали их требованиям, предоставляли еду и ночлег участникам «голодных маршей», а также позволяли использовать для собраний свои помещения.
В июне в Англию вернулась Вивьен, и Фрэнсис решил устроить вечеринку в честь этого события. Вернее, бал-маскарад, уточнил Фрэнсис, и Джо, который унылыми вечерами разносил пиво унылым и скучным людям, предвкушал, как славно он проведет эту ночку, как напьется до положения риз. Фрэнсис позаимствовал автомобиль у кого-то из своих новых богатых друзей, и в одно прекрасное субботнее утро они поехали в Лонг-Ферри. Селена и Гай отправились в Суффолк поездом. Робин сидела на переднем сиденье рядом с Фрэнсисом, а Джо, как обычно, спал на заднем.
Он проснулся, когда машина проехала ворота Лонг-Ферри-холла. Автомобиль резко затормозил у дома, подняв тучу пыли. В воздухе пахло морской солью. Джо протер глаза.