Джосси развязала бант на голове у дочери.
— Он с ней говорил?
Кейтлин припудрила носик.
— Совсем чуть-чуть. Я сказала, что проголодалась.
— О чем они говорили?
Кейтлин пожала плечами.
— О том о сем.
— Кейт.
— О погоде. О какой-то скучной статье в газете. Об экзамене Мелиссы.
Джосси успокоилась. Принялась расчесывать густые темные кудри дочери. Кейтлин подкрасила губы.
— А потом та женщина поблагодарила его и сказала, что он чудо, — добавила она.
Джосси оцепенела. Кейтлин ойкнула.
— Больно, мама!
— Та женщина сказала, что папа — чудо?
— У мисс Гринлис дверь сарая плохо закрывается, и все мешки с картошкой промокли. Папа перенес их в судомойню.
— А мистер Франклин сам не мог это сделать? — холодно поинтересовалась Джосси.
— А его нет. — Кейтлин на мгновение зажмурилась. — Его никогда не бывает дома.
Джосси прищурилась, стиснув в руке щетку для волос.
— Что значит «не бывает»? Где же он?
— В Лондоне. Мелисса по нему очень скучает, — ответила Кейтлин, подкрашивая ресницы. Судя по тону девочки, расспросы матери ей надоели.
Джосси — ее беспокойство внезапно усилилось — смотрела на отражение дочери в зеркале. Темные глаза, белая кожа, алые губы. «Ей еще только тринадцать, — с болью в сердце думала Джосси, — а уже такая красавица».
После ужина они сидели за кухонным столом. Из радиоприемника лилась музыка Баха. Глаза у Макса были закрыты, но Тильда знала, что он не спит.
— Макс, — нерешительно произнесла она. — Давай родим еще одного ребеночка?
Он открыл глаза.
— Тильда…
— Ты говорил, после войны…
— У нас пятеро детей. Тебе мало?
— Дети… — она силилась облечь в слова свои чувства, — дети — это благо. С рождением ребенка начинается новая жизнь. А нам необходим новый старт.
Он смотрел на нее.
— У нас есть Ханна, которая плачет каждую ночь, горюет о своих родных. У нас есть Рози, сгорающая от любви к придурочному викарию. У нас есть Джош, совершенно несносный мальчишка, и Эрик, который не в состоянии существовать в нормальном обществе…
Тильда все это знала.
— Может быть, с появлением младенца Ханна отвлечется от своего горя, а Рози забудет про викария. А Эрик обожает котят, цыплят и вообще всех маленьких — думаю, он сумеет полюбить малыша.
— И куда ты его положишь? — спросил Макс. — В капустную яму?
Она покраснела.
— Макс, мне тридцать два года. Джошу девять. Я всегда хотела еще одного ребенка. Мы ведь оба мечтали о том, что у нас будет большая семья. Если потянем еще немного, потом будет поздно.
— Нет, — сказал он, гладя на нее. — Нет, Тильда. Детей больше не будет.
На мгновение она утратила дар речи, потом прошептала:
— Никогда?
Макс снова закрыл глаза, отгораживаясь от нее. Тильда устремила взгляд в окно. На протяжении всех лет войны она мечтала о третьем ребенке. Представляла, как она родит девочку, которую назовет в честь Сары. С тех пор как закончилась ее деятельность в Движении по спасению детей-беженцев, мысль о третьем ребенке не давала ей покоя. Сейчас она впервые подумала о том, что у Макса, возможно, появилась другая женщина. Роскошная женщина, платиновая блондинка с алыми губами. Не то что она, вечно не вылезающая из стареньких ситцевых платьев и вытертых вельветовых штанов. Существовала та женщина или нет, Тильда понимала, что она теряет Макса, что он все больше отдаляется от нее. Он всегда был замкнут, эмоционально сдержан — типичный представитель своего класса и национальности, но теперь Тильде казалось, что его замкнутость переросла в холодность, а сдержанность — в полнейшее равнодушие.
В январе Макс начал работать в Уайтхолле.
[43]
Место в одном из правительственных учреждений ему помог получить знакомый офицер из штаба фельдмаршала Монтгомери. Тильда догадывалась, что муж ненавидит свою работу, хотя сам он отказывался это признавать. Она также видела, что он глубоко несчастен. Она надеялась, что по окончании войны они снова сблизятся. Увы. Макс, всегда склонный к цинизму, за годы войны утратил нечто важное — веру в человечество. Тильда все чаще со страхом думала, что во многом он несчастен из-за нее. Теперь они редко говорили о чем-нибудь серьезном. Хуже того, они неделями не занимались сексом. Из-за плохой погоды Макс все чаще и чаще оставался в Лондоне. Их брак разваливался, и все попытки Тильды реанимировать его ни к чему не приводили.
В конце месяца, в день рождения Макса, Тильда на поезде приехала в Лондон. Она встретила мужа у здания, где он работал, и они пошли в ресторан в Найтсбридже. Еда была отвратительная, Макс мало говорил, много курил. Они побеседовали о детях, о погоде и умолкли, не зная, что сказать друг другу. Они стали похожи, уныло думала Тильда, на другие супружеские пары, которые она встречала в пабах и ресторанах. Водят взглядами по залу, чтобы хоть чем-то себя занять.
Они вернулись в гостиницу, где Макс снял на ночь номер. Снова пошел снег, заметая грязные сугробы. В их номере на внутренней стороне окон серел лед. Тильда достала из кармана небольшой сверток.
— С днем рождения, дорогой. — Она смотрела, как Макс разворачивает упаковочную бумагу. — Нашла это в букинистическом магазине в Или. Тебе нравится?
Это было одно из ранних изданий книги Хаклута
[44]
«Основные плавания, путешествия и открытия английского народа».
— «Нет мест необитаемых, нет морей несудоходных», — процитировала она и с улыбкой добавила: — Здорово сказано.
— Несгибаемые оптимисты они были, люди елизаветинской эпохи, — сказал Макс.
Тильда прильнула к мужу, просунула руки ему под пальто, обняла его. Целуя его, она на мгновение подумала, что теперь у них все будет хорошо. Они отдалились друг от друга, но снова сблизятся.
— Макс, я подумала, что, пожалуй, тебе следует присмотреть жилье в Лондоне.
Он отстранился от нее, повесил пальто на дверной крючок.
— Я уже присмотрел, Тильда. — Он закурил. — В гостиницах не могу часто ночевать — накладно, а диван у Гарольда чертовски неудобный. Я нашел пару комнат в Блумзбери.
Она нахмурилась.