— Объект ее изучения, — машинально поправила я, вспомнив, как торопливо я писала историю Джосси, как неудержимо стучали мои пальцы по клавиатуре. Но теперь мою радость омрачало беспокойство. Что, если вдохновение вернулось ко мне лишь на короткое время? Что, если в следующий раз, когда я сяду за компьютер, у меня снова наступит творческий паралич?
— И?.. — подначил меня Чарльз.
— И прежде я никогда не писала о человеке, который еще жив. Эллен Уилкинсон умерла в сорок седьмом году.
Чарльз пожал плечами.
— Некоторые женщины из фильма «Не от мира сего» тоже еще живы.
— Да. — Я налила в кофе сливки. — Ну и еще потому, что она — необыкновенный человек.
Написание биографии столь знаменитого общественного деятеля — работа трудоемкая и нервная. Тильда сама призналась мне в том, что не любит выставлять свою личную жизнь на всеобщее обозрение. Какие стороны своей жизни она утаит от меня? Она теперь была стара и немощна, но я чувствовала, что под ее внешней хрупкостью кроется сила. Она появилась на свет в работном доме, а теперь жила в том видавшем виды чудесном особняке, в котором я была вчера. Слабый человек такого бы не достиг. Ее сила одновременно восхищала и пугала меня.
— О святых писать скучно, — вывел меня из раздумий голос Чарльза. — Не зря же в «Потерянном рае»
[9]
самый интересный персонаж — Сатана.
— Все эти спасенные сироты… детские каракули в рамках на стенах… они словно неодолимая преграда между ней и мной. Не представляю, как можно достучаться до нее, Чарльз.
Я думала, что добродетельность и красота Тильды — это своего рода броня, которая делает ее неприступной. Я перед ней бессильна. В ее слепящей броне я, как в зеркале, буду видеть собственное отражение, и вряд ли оно меня порадует.
— Может быть, — лениво произнес Чарльз, — ты раскопаешь что-нибудь сенсационное. Какой-нибудь потрясающий гремящий скелет в шкафу. Что ж, дерзай!
Выходные я провела у Джейн. В воскресенье мы потеплее одели мальчиков и долго гуляли с ними на природе. В живой изгороди, словно звездочки, сияли желтые цветки аконита; Джек и Лори топали по лужам. Джейн рассказывала мне про свои серые будни — про благотворительные базары и бессонные ночи. Я поведала ей про Тильду.
— Съезди к ней еще раз, пообщайся немного. Тебе нечего терять, — резонно заметила она.
И в понедельник утром я позвонила Тильде, а во вторник снова отправилась с визитом в Красный дом. Мы сидели у камина в гостиной на верхнем этаже. Изначально здесь находились частные покои хозяев. Если светило солнце, оно заливало комнату светом через огромное полукруглое окно, выходившее в сад перед домом. В помещении было жарко, и я украдкой сняла жилет и завернула рукава. Старики всегда мерзнут.
Но сегодня Тильда была не в том настроении, что в мой прошлый приезд. Она была капризной и вздорной, на все мои вопросы давала уклончивые или неполные ответы. Она вдруг стала еще более тщедушной, а ее кожа приобрела смертельную бледность дряхлой старости. За окном ветер швырял обломки сучьев и листья, сорванные бурей. Его завывание, корябанье веток о подоконник, казалось, усиливали ее нервозность. Я упомянула Джосси и Сару Гринлис, но Тильда отвечала односложно, неохотно. От лица менее деликатного и утонченного человека это звучало бы как грубость. Я злилась, испытывала раздражение. В конце концов, она сама просила, чтобы я написала ее биографию.
Пытаясь выжать хоть какой-то результат из впустую потраченного дня, я упросила Тильду еще раз показать мне альбом с фотографиями. Я переворачивала страницы, а она без всякого интереса смотрела на снимки. Мое внимание привлекла одна фотография — мужчина с ребенком, оба поразительно красивые. Я уже собиралась расспросить про них у Тильды, но она вдруг, встрепенувшись, сказала:
— По-моему, кто-то идет там по аллее. Не подскажете, дорогая, кто это?
Я встала и глянула в окно на аллеею, зажатую меж высокими фигурными кустами живой изгороди.
— Мужчина… белокурый… высокий. Молодой.
— Патрик, — прошептала Тильда и впервые за весь день улыбнулась.
Я вспомнила, что в мой предыдущий визит она упоминала про внука по имени Патрик.
— Патрик! — воскликнула Тильда, когда гость появился в дверях гостиной. — Почему не сообщил о своем приезде? Я бы велела приготовить для тебя обед.
Он обнял ее.
— Это было спонтанное решение. Я встречался с клиентом в Оксфорде.
Тильда повернулась ко мне.
— Позволь я представлю тебя мисс Беннетт. Ребекка, это мой внук, Патрик Франклин.
Мы обменялись рукопожатием.
— Утром я получил открытку от папы, — сообщил Патрик Тильде. — Из Улан-Батора.
Тильда фыркнула.
— Джошуа вечно ищет приключений на свою голову.
— Семейная черта.
На Патрике были джинсы и кожаная куртка.
«Наряд не для деловых встреч», — отметила я.
— Патрик, попроси, пожалуйста, Джоан сделать нам чай. Или, может, ты голоден? Думаю, Джоан не откажется приготовить тебе омлет.
— Давайте я передам вашу просьбу домработнице. Мне все равно пора, Тильда.
Она повернулась ко мне:
— Куда же вы, Ребекка? Мы едва начали.
Я постаралась скрыть нетерпение в голосе:
— Вы с Патриком, наверно, хотите пообщаться…
— Успеем еще, времени полно. А вот вам не следует спешить в Лондон. Глупо уезжать не солоно хлебавши.
Но после чая Тильда заснула — губы плотно сжаты, закрытые веки подрагивают. Патрик Франклин подоткнул под нее плед и посмотрел на меня.
— Она подремлет минут десять. Здесь чертовски жарко. Хочется на свежий воздух. Бабушка еще не показывала вам свой сад, Ребекка?
Сад Красного дома, который в свой прошлый визит я видела лишь из окон зимнего сада, представлял собой заманчивое сочетание тропинок и разросшихся деревьев. Вслед за Патриком я вышла на улицу. Дождь прекратился, но воздух был насыщен влагой. Дул порывистый ветер.
— Тильда говорила, что вы писатель, — сказал Патрик, когда мы спускались с террасы.
— Я написала биографию Эллен Уилкинсон.
— И только?
— Еще сценарий телевизионной передачи.
— Ах да, про психиатрическую лечебницу. Вы журналист?
Я покачала головой, и он, казалось, обрадовался.
— Биография Эллен Уилкинсон — это моя диссертация в развернутом виде, — объяснила я. — Еще я написала несколько статей для журнала «Хистори тудей». — Мои достижения даже мне самой сейчас казались слишком скромными и несущественными. Про свое репетиторство я вообще не упомянула — это прозвучало бы жалко.