Существуют, конечно, отношения, когда люди не прибегают к хитрым способам их консервации. Такие, как правило, долго не длятся. Мои родители расстались, когда мне было пять лет, и, помню, я тогда мысленно спрашивал их: "Разве вы не можете хотя бы делать вид, что женаты?" Испытав на себе суровую и изощренную дипломатию родителей во время развода, я дал себе слово, что родители моих детей всегда будут вместе. Именно осознание важности нашего брака заставляло меня то и дело отдыхать от него. Нервозность, которую внесли в нашу жизнь дети, спровоцировала мелочную враждебность, и я испугался. Согласен, я нашел единоличное решение нашей совместной проблеме, не обговорив его с Катериной. Но не мог же я признаться в том, что мне хочется отдохнуть от детей. Люди, стремящиеся в президенты, не хвастаются этим в своих предвыборных речах. "Знаете, иногда люблю побродить по берегу в одиночестве, потому что это напоминает мне о чуде Божьего творения и о скоротечности бытия. Но в первую очередь, это дает мне возможность избавиться ненадолго от моих чертовых детей". Я любил Катерину, я любил Милли и Альфи, но иногда чувствовал, что они сводят меня с ума. Разве не лучше было уйти, чем ждать, пока все не взорвется к чертям собачьи, и дети останутся без отца семь дней в неделю?
Поэтому я не чувствовал себя виноватым. Я все равно бы набрал Катерине ванну и добавил в нее пены, даже если бы вкалывал все эти дни без продыху. Я принес ей бутылку вина и журнал "Хелло!", который, как я опасался, она давно уже читала без иронии. Налил нам по бокалу, и она притянула меня, чтобы поцеловать в губы. Пришлось уступить.
– А что делают дети?
– Милли смотрит по видео "Почтальон Пат"; ту серию, где он отправляется через Гриндейл пострелять. Альфи привязан к креслу и смотрит на Милли.
– Ну, раз телевизор работает, то ладно. Нельзя же оставлять их без присмотра.
– Никогда не догадаешься, что я сегодня видел: как Хьюго Гаррисон заходит в публичный дом.
– Правда? А ты где был?
– Ясен перец, как раз спускался по лестнице, застегивая ширинку.
– Он ведь женат? Помнишь, мы знакомились с его женой? Интересно, он ей скажет?
– Конечно, нет. "Хорошо прошел день на работе, милый?" "Очень хорошо, спасибо. Днем отлучился и заглянул к шлюшке". "Ну и отлично, милый. Ужин почти готов".
– Бедняжка. А вдруг она узнает?
– Честно говоря, я немного разозлился. Шел к нему, чтобы узнать, что он думает о моей музыке, а он удрал перепихнуться с проституткой.
– Так ты не узнал, понравилось ему или нет?
– Тебе интересно?
– Это ведь твоя музыка.
– Ну да, он позвонил мне на мобильник. Сказал, что здорово.
– Не знаю, когда ты успеваешь. Опять пришлось работать до четырех утра?
– Нет, не так долго.
– Не понимаю, почему тебе не трудиться нормальный рабочий день и не сказать им, чтобы они подождали чуть дольше.
– Потому что тогда они найдут кого-нибудь другого, у нас не будет денег, и мне придется ухаживать за детьми, пока ты будешь вкалывать проституткой для таких, как Хьюго Гаррисон.
– Невыносимая мысль. Ты ухаживаешь за детьми…
Мы рассмеялись, и я поцеловал ее. Мне нравились наши встречи после двухдневной разлуки. Самые счастливые часы.
У Катерины гладкая, очень белая кожей, маленький острый носик и большие карие глаза, с которыми я изо всех сил старался встретиться взглядом, пока она сидела в ванне. Она всегда возражает, когда я называю ее красивой, – вбила себе в голову вздорную мысль, будто у нее слишком короткие пальцы. Иногда я заставал ее в свитере, полностью закрывающем кисти рук. Она надевала его потому, что считала, будто все на нее смотрят и думают: "Вы только посмотрите на эту женщину, она была бы хорошенькой, если бы не эти ужасные пальцы-обрубки". У нее длинные темные волосы, и хотя прическа никогда не отличалась особой изысканностью, Катерина упорно стриглась у одного и того же парикмахера, даже после того, как его заведение переехало на пятнадцать миль от нашего дома. Она не желала рисковать, доверяя свою голову незнакомому человеку. Хорошо, что парикмахер не эмигрировал в Парагвай, иначе нам пришлось бы каждые восемь недель искать деньги на авиабилет.
Сейчас мне больше всего хотелось прыгнуть к ней в ванну и заняться грубым пенистым сексом, но я не стал этого предлагать – не хотел, чтобы чудесное мгновение испортил резкий отказ. Более того, я знал, что в доме нет презервативов, а перспектива заиметь третьего ребенка меня совершенно не грела. Я и для первых двух не самый идеальный отец.
В первый раз мы занимались любовью вот в такой же пенистой ванне. На нашем первом свидании Катерина сказала, что знает чудесное местечко, где можно выпить, и отвезла меня в роскошный отель в Брайтоне, где заказала номер. По пути ее остановил полицейский за превышение скорости. Катерина опустила окно, полицейский медленно подошел и спросил:
– Вы сознаете, что ехали со скоростью пятьдесят три мили, хотя здесь разрешено только сорок?
С ухмылкой превосходства он ждал, как она будет оправдываться.
– Pardonnez-moi; je ne parle pas l'anglais donc je ne comprends pas ce que vous dоtes…
[4]
– ответила Катерина.
Полицейский выглядел совершенно обескураженным. А если учесть, что Катерина провалила экзамен по французскому, она почти меня убедила. Тогда полицейский решил, что английский язык станет понятнее, если говорить на нем громко и чудовищно коверкая слова.
– Вы превышивайте скорость. Ваша слишком быстрей-быстро поезжай. Ваша права?
Но Катерина по-галльски сконфуженно передернула плечами и ответила:
– Pardonnez-moi, mais je ne comprends rien, monsieur.
[5]
Полицейский озадаченно посмотрел на меня и спросил:
– А вы говорите по-английски?
И я был вынужден ответить:
– Э-э… non! – с ужасающим французским акцентом.
У меня не хватило наглости вступить с ним в беседу; мой французский был куда более скудным, и я сомневался, что на полицейского произведет впечатление фраза "На Авиньонском мосту все танцуют, танцуют". Катерина вмешалась раньше, чем я успел себя выдать, и нашла несколько слов на английском:
– Mais
[6]
Гари Линекер
[7]
есть очень хорошой!