Графиня де Шарни. Том 2 - читать онлайн книгу. Автор: Александр Дюма cтр.№ 59

— Однако это правда, ваше величество; враг по натуре, враг по темпераменту! Третьего дня он принял Конституцию, не правда ли?

— Да; так что же?

— Вернувшись сюда, король едва не заболел от ярости, а вечером написал к императору.

— А как, по-вашему, мы можем перенести подобное оскорбление?

— Ах, ваше величество, вы же сами видите! враг, бесспорно — враг… Враг сознательный, потому что, будучи воспитан герцогом де ла Вогийоном, главой партии иезуитов, король отдает свое сердце священникам, а они — враги нации! Враг против своей воли, потому что является вынужденным главой контрреволюции; предположите даже, что он не пытался уехать из Парижа: он в Кобленце вместе с эмиграцией, в Вандее, — со священниками, в Вене и Пруссии

— с союзниками Леопольда и Фридриха. Король ничего не делает… Я? охотно допускаю, ваше величество, что он ничего и не сделает, — печально промолвил Барнав, — ну так за неимением его персоны используют его имя: в хижине, на кафедре, во дворце это по-прежнему несчастный король, славный король, король

— святой! А когда наступает Революция, жалость беспощадно карается!

— Должна признаться, господин Барнав, что не могу поверить: вы ли это говорите? Не вы ли стали первым, кто нас пожалел?

— Да, ваше величество, мне было вас жаль! Я и сейчас искренне вас жалею! Но между мною и теми, О ком я говорю, разница заключается в том, что они вас жалеют, чтобы потом погубить, а я жалею затем, чтоб спасти!

— Скажите, сударь: есть ли у новых людей, идущих, если верить вашим словам, затем, чтобы объявить нам войну не на жизнь, а на смерть, какой-нибудь определенный план; договорились ли они между собою заранее?

— Нет, ваше величество, я слышал лишь рассуждения общего порядка, об уничтожении титула Величество перед церемонией открытия Собрания; о замене трона обычным креслом слева от председателя…

— Не видите ли вы в этом нечто большее, чем то, что господин Type сел, видя, что сидит король?

— Во всяком случае, это новый шаг вперед, а не назад… Пугает еще и то, ваше величество, что господина Байи и генерала Лафайета заменят на их постах.

— Ну, о них-то я ничуть не жалею! — с живостью воскликнула королева — И напрасно, ваше величество: господин Байи и генерал де Лафайет — ваши друзья… Королева горько усмехнулась.

— Да, да, ваши друзья! Ваши последние друзья, может быть! Так поберегите их; если они еще пользуются хоть какой-нибудь популярностью, используйте ее, но по-, спешите! их популярности, как и моей, скоро придет конец.

— Сударь! Вы указываете мне на пропасть, вы подводите меня к самому краю, вы заставляете меня ужаснуться ее глубине, но не даете совета, как избежать падения.

Барнав на минуту замолчал.

Потом он со вздохом прошептал:

— Ах, ваше величество! И зачем только вас арестовали на дороге в Монмеди?!

— Ну, вот! Господин Барнав одобряет бегство в Варенн! — воскликнула королева.

— Я не одобряю, ваше величество, потому что ваше нынешнее положение — прямое следствие вашего бегства; но раз этому бегству непременно суждено было иметь такие последствия, я сожалею, что оно не удалось.

— Значит ли это, что сегодня господин Барнав, член Национального собрания, направленный этим самым собранием вместе с господином Петионом и господином Латур-Мобуром для возвращения короля и королевы в Париж, сожалеет о том, что королю и королеве не удалось пересечь границу?

— Давайте договоримся, ваше величество: сожалеет об атом не член Собрания, не коллега господина Латур-Мобура и господина Петиона; сожалеет несчастный Барнав, ваш покорнейший слуга, готовый отдать sa вас жизнь, то есть последнее, что у него есть.

— Благодарю вас, сударь, — кивнула королева, — то, как вы предлагаете мне свою жизнь, доказывает, что вы из тех, что не бросают слов на ветер; однако я надеюсь, что мне не придется от вас этого требовать.

— Тем хуже для меня, ваше величество! — отвечал Барнав просто.

— Что значит «тем хуже» ?

— Мне в любом случае суждено пасть, так я хотел бы по крайней мере не сдаваться без боя, а то произойдет вот что: в глубине Дофине, откуда я ничем не смогу вам помочь, я буду скорее давать обеты молодой и прекрасной женщине, матери нежной и любящей, нежели королеве; те же ошибки, которые были допущены в прошлом, определят и будущее: вы станете рассчитывать на чужеземную помощь, которая так и не придет или придет слишком поздно; якобинцы захватят власть в Собрании и не только в Собрании; ваши друзья покинут Францию, дабы избежать преследований; те, кто останется, будут арестованы и отправлены в тюрьму: я буду в их числе, потому что не желаю бежать! Меня будут судить, приговорят к смерти; возможно, моя смерть не принесет вам пользы и даже пройдет для вас незамеченной; да если слух о ней и дойдет до вас, она до такой степени окажется для вас бесполезной, что вы и не вспомните о тех нескольких часах, в течение которых я мог надеяться быть вам полезным…

— Господин Барнав! — с достоинством проговорила королева. — Я понятия не имею о том, какую судьбу готовит нам с королем будущее; однако я твердо знаю, что имена оказавших нам услуги людей навсегда запечатлены в нашей памяти, и что бы ни случилось с этими людьми, их судьба не может быть нам безразлична… А теперь скажите, господин Барнав, можем ли мы что-нибудь для вас сделать?

— Очень многое.., вы лично, ваше величество… Вы можете мне доказать, что я в ваших глазах имею некоторое значение.

— Что мне для этого следует сделать? Барнав опустился на одно колено.

— Позвольте поцеловать вашу руку, ваше величество! На глаза Марии-Антуанетты навернулись слезы; она протянула молодому человеку белую прохладную руку, к которой с разницей в один год припадали самые красноречивые уста Собрания: Мирабо и Барнава.

Барнав едва коснулся ее руки губами; можно было заметить: несчастный безумец боялся, что, если он прижмется губами к ее прекрасной белоснежной руке, он не сможет от нее оторваться.

Поднимаясь, он проговорил:

— Ваше величество! У меня не достанет гордости сказать вам: «Этот поцелуй спасет монархию»! я вам скажу так: «Ежели монархии суждено погибнуть, тот, кому только что была оказана эта милость, погибнет вместе с ней!»

Отвесив королеве поклон, он вышел.

Мария-Антуанетта со вздохом взглянула ему вслед, а когда дверь за Барнавом захлопнулась, молвила:

— Бедный выжатый лимон! Не много же потребовалось времени, чтобы оставить от тебя одну кожуру!..

Мы поведали нашим читателям о страшных событиях, развернувшихся на Марсовом поле во второй половине дня 17 июля 1791 года; попытаемся теперь дать читателям представление о зрелище, явившемся взору после драмы, главными действующими лицами которой явились Байи и Лафайет.