Дельфийский оракул - читать онлайн книгу. Автор: Екатерина Лесина cтр.№ 81

– Дорогая, – сказала Рената, протянув Саломее букет роскошных лилий. – Я услышала о случившемся и решила, что тебе нужна поддержка семьи. Конечно, мы тебе чужие люди, но и одной оставаться в такой день не стоит.

– Спасибо.

Лилии воняли смертью.

Аполлон появился последним. Строгий костюм был ему к лицу. Он стоял рядом, бережно поддерживая ее под локоток, уговаривая не плакать – с таким искренним сочувствием, что у Саломеи моментально слезы на глаза навернулись.

– Не волнуйся, милая. Я помогу тебе справиться с этой потерей.

«Потеря» сидела этажом выше. В гробу лежать она отказалась, аргументировав, что если, по легенде, вид ее после автокатастрофы настолько ужасен, что и крышку открыть невозможно, то гроб вполне себе может постоять пустым. Ну, или наполненным кирпичами – по весу.

Церемония похорон оставила у Саломеи ощущение полнейшего сюрреализма. Приглашенный священник. Распорядитель. Молитвы. Прощание.

Она видела это!

Торжественный вынос тела – под звучавший из динамиков похоронный марш. И близкое к истерике состояние. Хотелось и плакать, и смеяться одновременно.

Кладбище и семейный склеп. Массивное сооружение: морские коньки на своих макушках удерживают портик. Кованые ворота. Амбарный замок. И еще один, сейфовый почти – на дверях. Запах сырости. И как-то сразу становится не смешно.

Не надо им было затевать эту игру.

– Такая интересная семья была, – сказала Рената. В руках она держала платочек, не потому, что собиралась плакать, но как-то соответствовал этот платочек ее нынешнему образу. – И вот что получилось…

Саломея кивнула.

– Я и с вашими родителями знакома была. Вы, пожалуй, меня не помните. А я вас – очень хорошо. Вас, милая, трудно не запомнить. Выросли вы. Похорошели… Аполлон на вас засматривается.

Ага. Самое подходящее место и время, чтобы засмотреться!

Гроб устанавливают в ячейке. Замуровывают. Кажется, правильно Далматов воздержался от поездки на кладбище. Предусмотрительно, весьма.

Крепят табличку.

Судьба пришла на зов. И, значит, все остальное тоже исполнится.

– Вы не подумайте, что я буду против. Он мне – как сын. Пожалуй, даже больше сын, чем Павел. Встречается ведь родство душ.

Евдокия, опершись всем телом на какой-то памятник, обмахивается ярко-красным веером. В этом наряде с пышной юбкой она похожа на постаревшую цыганку. Ей не нравятся кладбища, но матери нельзя перечить. Павел застыл на месте. Кургузый пиджачок поверх водолазки. Короткие рукава, и длинные руки, спрятанные в карманы.

– Он рассказал о том, что между вами случилось. – Рената осматривает склеп. Она жадная. И опасная. И нет доказательств, что Рената причастна к этим убийствам.

Что вообще убийства «имели место быть».

Муромцев прав – им нечего предъявить следствию.

– Не думаю, что здесь подходящее место, чтобы обсуждать старые дела. – В склепе тесно. И жутко. Саломея не желала бы лежать в подобном месте.

– О, вы ошибаетесь. Здесь – лишь самое подходящее место. Здесь похоронено множество старых дел.

Рената все-таки не смеется – улыбается кончиками губ, и уже за эту улыбку так и тянет влепить ей пощечину. А если бы Илья и в самом деле разбился? Он чудом уцелел. Но у всех чудес – свой «срок годности».

– К тому же, – сказала Рената, выбравшись на солнце, – вам он, по сути, – чужой человек. Знакомый, не более того. Вы исполняете свой долг, и это похвально, но горевать… стоит ли?

Возвращение. Траурный кортеж. Кабинет – и завещание, до отвращения короткое. Саломея знает его содержание, но все равно, слушать все это – неприятно.

– Что ж, дорогая, во всех происшествиях есть свои хорошие стороны. – Рената держится рядом с ней. – Я бы сказала, что воля семьи исполнилась. И это справедливо.

Поминки в старом зале, который отмыли-отдраили для столь важного события.

– Мрачный дом. – Павел нарушает тишину. – Здесь много зла.

– Прекрати, – отвечает Евдокия.

– Много… оно въелось в стены. Неужели ты не чувствуешь?

Евдокия вскакивает, с грохотом роняя стул.

– Простите бедняжку. У нее нервы натянуты. Ее пытались убить, представляете? – Рената не ест и не пьет, она рассматривает портреты на стенах с престранным выражением лица.

Словно это – ее собственные изображения.

Рената любит старые вещи. С историей. В этом доме истории вполне достаточно, чтобы пополнить ее коллекцию.

– И знаете, стреляла ведь в нее девушка, проживавшая в этом доме.

– Мама!

– Сядь, дорогая, и успокойся. Нет здесь никакого зла. Ты же понимаешь, что все это – не более чем страшные сказки. Или ты все еще веришь, что призраки способны мстить?

Евдокия возвращается на место. Она и правда плохо выглядит. Покрасневшее лицо, отекшие веки и бледные, несмотря на несколько слоев помады, губы. Губы свои Евдокия то и дело кусает. А в руке ее трепещет веер. В доме совсем не жарко, скорее наоборот.

– Вы ведь знаете, та девушка призналась? – Рената переключила внимание на Муромцева, который сидел в дальнем конце стола, делая вид, что попал он на это мероприятие случайно и покинуть его мешает ему лишь врожденное чувство такта и отсутствие мало-мальски внятного предлога для ухода.

– Призналась.

– А не объяснила она, откуда взялась такая ненависть к Евдокии? Моя дочь, конечно, не ангел, но и смерти она не заслужила.

– К сожалению, подозреваемая находится не в том состоянии, чтобы объяснять что-то.

– Жалость какая…

Ни капли сожаления.

– Я думаю, что ей приказали это сделать. Накачали наркотическим веществом…

– Ужас…

– …следы которого были обнаружены в ее крови…

– Невероятно!

– …и внушили, что следует избавиться от вашей дочери. – Муромцев затарабанил пальцами по столу. Звук получился на редкость громким. – Это заказное убийство. Своеобразное, конечно, но тем не менее…

– Я жива! – взвизгнула Евдокия, на что Муромцев вполне дружелюбно ответил:

– Пока – живы.

– Мама, он… он хочет сказать, что…

– Что кто-то из ваших близких, дорогая Рената, начал войну за наследство, не дожидаясь вашей смерти. Наверное, зная, что ждать осталось недолго. – Саломея произнесла это, испытывая огромное наслаждение, что прежде отнюдь не было свойственно ей. – Вы ведь знаете, что случилось с Анной?

– Бедняжка умерла. – Лицо Ренаты – маска, совершенная, неподвижная.

– Она была больна. Рак в последней стадии.

– Увы, Бог забирает лучших. Я не виню бедняжку за ее поступок. Сначала она лишилась племянницы… Хотя девчонка никогда мне не нравилась, но Анечка ее любила. Она, верно, решила, что осталась совсем одна. Редко кто способен выдержать полное одиночество. Не знаю, как бы поступила я в ее ситуации.